Линия жизни
Шрифт:
Они проведут вместе одну ночь, не более. Одну безумную ночь, чего ей подсознательно хотелось все три года. Если задуматься, то и четыре. Нет, она не станет вспоминать. Это совершенно лишнее, когда такой шикарный незнакомец наклоняется, чтобы поцеловать ее грудь. Нельзя упустить ни секунды своего счастья.
Тем временем Гаррет поднял к ней голубые глаза, и его губы сложились в лукавую улыбку.
– Какой милый бантик, – хрипло пробормотал он, – так и просит, чтобы с ним поиграли. – И зубами принялся теребить бант на ее блузке. – Ах! – Бант развязался.
Николь
– Я хочу тебя голой, Николь, – сдавленно рычал он среди тяжелого грохота ее сердца, пока его рука нащупывала на животе край ее блузки.
– Ты знаешь мое имя? – удивилась Николь.
Стащив с нее блузку, Гаррет отбросил ее в сторону и уставился на грудь под узким розовым бюстгальтером.
– А ты моего не знаешь. Николь судорожно сглотнула.
Так надо, эта мера безопасности, последний форпост против этого мужчины, который сделал с ее телом нечто небывалое. Она и не догадывалась, что способна на такое. Впрочем, он, кажется, не собирается ее захватывать. Он забавляется, дразнит ее, ведет с ней сексуальную игру и только.
Одно незаметное движение – и застежка впереди открылась, следом открылась и задняя. Бюстгальтер упал, обнажив ее груди с тугими сосками, вожделеющими его ласки. В его голубых глазах сверкнула молния. Ей казалось, что еще секунда промедления – и она лишится чувств.
– Я сказал, голой, Николь.
Глава 4
Попятившись, Гаррет стянул с нее джинсы, окинул откровенно оценивающим взглядом ее наготу и лишь потом начал раздеваться сам. Когда он снял рубашку, Николь, с безумными глазами и пересохшим горлом, вскочила и стала ощупывать эту широкую равнину его мускулов, досель скрывавшуюся под одеждой.
Это не тело, а произведение искусства. Ни дать ни взять греческий бог. Подлинное воплощение мужественности и силы. Что-то будет дальше? Ее пальцы спустились вниз по бугристому прессу и добрались до ремня.
Гаррет терпеливо ждал, пока ее дрожащие пальцы расстегнут пряжку и молнию на джинсах, словно угадав ее стремление быть активным участником игры, а не пассивным объектом его ласк, которые не прекращались ни на секунду. Ее плечи, шея, спина – его руки были повсюду. Подушечки его больших пальцев обследовали ее подбородок, щекотали изгиб нижней губы, ямочку у шеи, а Николь тем временем пыталась
Большой. Под стать его прочим достоинствам. Такой она видела впервые и впервые ощущала такое возбуждение. Ее ладонь сомкнулась поверх, проверяя его твердость и длину.
– Николь! – раздался хриплый стон.
Она подняла взгляд – и ее обожгло голубое пламя, горевшее в его глазах. Бешеное пламя, создававшее удивительный контраст его бережным прикосновениям. Он словно предупреждал, что сейчас опрокинет ее на спину, накроет ее всем телом и с бережностью будет покончено.
Хорошо. Скорей бы.
Она не дыша смотрела, как он снимает и швыряет прочь джинсы и туфли, вертит в руках презерватив и… бросает его на простынь, не надев.
Что? Неужели он из тех парней, которые ненавидят презервативы или вспоминают о них в самом конце? Впрочем, это не важно. Николь была так захвачена волшебством происходящего, что готова была забыть обо всем на свете. Не хватало еще разговоров о защите и безопасности.
Но Гаррет успел перехватить ее удивленный взгляд и нахмурился.
Вот черт. Похоже, объяснений не избежать.
– Э-э-э… а ты его наденешь, да?
В его глазах мелькнуло нечто похожее на смущение.
– А как же! – серьезно отвечал он. – Я не стану рисковать. Это нам ни к чему.
Гаррет говорил с неподдельным убеждением. И это было невероятно… сексуально. Почти так же, как его полуулыбка, скрывавшая некий секрет, который он готов был раскрыть.
– Что? Ты думала, игры уже закончились? Николь молчала, не желая признаваться, что в прошлом все «игры» проходили между надеванием и снятием презерватива.
– Я… не знаю…
Гаррет стал целовать ее, затем легонько подтолкнул и опрокинул на кровать.
– Ничего подобного.
У нее вырвался нервный смешок – потому, наверное, что все тело трепетало от вожделения. И тут его рука скользнула к ней в пах, и пальцы вошли в глубину ее плоти. Погружались все глубже, глубже, медленно и уверенно, а затем двигались обратно – и так несколько раз, а подушечка большого пальца вращалась снаружи, дразня напряженно пульсирующий центр ее томления.
Очередной толчок пальцев в ее горячей мокрой плоти… Это было выше ее сил.
– Пожалуйста… – тихо застонала Николь, – мне нужно…
– Что? Хочешь еще?
Его губы сомкнулись вокруг одного соска. В ответ вместо слов горло Николь издало влажный всхлип.
Похоть обуяла ее, тело пульсировало в ритме движений его пальцев.
– Я хочу тебя…
Тело ее содрогалось, расплавленный огонь в жилах толкал ее к самой последней черте.
– Я хочу тебя. Давай, давай, давай… – шептали ее губы.
Но он, казалось, намеренно уводит ее от этой черты. Его руки вдруг замерли, кровать просела – его вес сдвинулся в сторону. Николь в панике вытаращила глаза. Не может быть! Он не может остановиться! Садист!