Линкоры
Шрифт:
– Не будем… – мрачно ответил командир, – …из бластеров.
Восточная Польша
– Гюнтер, вы что-нибудь понимаете?
– Черт побери, Эрих, не больше вашего, однако я уже не ищу так пытливо ответы. Извините, герр майор, от всех этих вопросов, которые у меня возникли только за последние сутки, мои мозги стали распухать и не вмещаться в голове. Так и хочется сделать дыру в черепе и выпустить всех этих мух вместе с тупой ноющей болью. Кстати, у вас осталось еще что-нибудь из запасов шнапса?
– Водка вас устроит? Польская. И премерзкая,
При слабом освещении было видно, как устроившийся верхом на каких-то ящиках офицер в военной форме вермахта сороковых годов прошлого века с нашивками майора протянул руку с тускло мелькнувшей бутылкой, где плескались остатки прозрачной жидкости.
Принявший ее собеседник был облачен в черный, местами покрытый пылью мундир офицера СС, а знаки различия указывали на его звание – штурмбанфюрер.
Запрокинув голову, он громко забулькал, двигая кадыком.
Едва напиток кончился, эсэсовец шумно вдохнул в себя воздух сквозь подставленный кулак. Майор, до этого повозившись с вещмешком, вытянул что-то хрустнувшее, мелькнувшее белым:
– Зачем же так! У меня стаканы местные из пластика есть. И вот, пожалуйста, – протянул эсэсовцу зашелестевшую оберткой пачку печенья.
– Не могу я пить из этой их одноразовой посуды, все кажется, что она воняет химией.
– Это уж точно, – оглядываясь в темноту, поддакнул майор.
Немцы находились в приземистом вытянутом в длину подвале, точнее полуподвале, потому что небольшие окошки у самого потолка выходили наружу. Правда, только через одно их них и пробивался слабый свет, остальные были засыпаны песчаной почвой и мусором… в некоторых угадывались замершие лопасти вентиляционной системы.
Место давно было заброшено, краска местами облупилась, по углам и вдоль стен стояли матовые раскуроченные ящики. Торчащие из них провода указывали на их радиоэлектронное назначение, пол покрывал толстый слой пыли с редкими островками более крупного хлама.
– Этот «местный» говорил, что здесь располагались русские оккупационные части, – майор, включив фонарик, осветил обшарпанные стены. И брюзгливо счел нужным уточнить: – «Оккупационные» после победы в Мировой войне. Потом «империя Советов» развалилась, «иваны» ушли, побросав или уничтожив технику. Остатки растащили крестьяне из ближайшей деревушки, а этот бункер был присыпан землей и мало кто о нем знал.
Проследив взглядом за белым пятном света, штурмбанфюрер переключился на небольшую коробку, стоящую на соседнем с ним ящике. Пощелкав тумблерами, покрутив ручки и даже слегка постучав по крышке, он в очередной раз выругался:
– Проклятье! Сидим тут как в каменном мешке!
– Да бросьте вы уже этот «Телефункен», его уже не возродишь, – майор безнадежно махнул в сторону испорченной армейской рации, зато со значением подбросил на ладони небольшой продолговатый предмет. – Лучше было запастись батареями к этим местным компактным штучкам. Сейчас бы знали, что происходит в мире. Время…
Он взглянул на часы… свет от фонарика, бликуя, отсвечивал от стекла, и ему пришлось уводить луч, чтобы рассмотреть циферблат:
– Янеш должен, по моим расчетам, быть только через час.
– Янеш? А-а-а, этот поляк. Кстати, вы ему доверяете?
– Не полностью, но сопоставив некоторые реалии нынешней жизни – все же склонен. Не всякий будет просто так себе свастику на плече выкалывать. По крайней мере, однозначно могу сказать – он антисемит. Говорит (правда, я не до конца понял, что он имел в виду): «Ваш Гитлер, борясь с „еврейской заразой“, подложил всем знатную свинью в этом вопросе, умудрившись посадить весь мир на прививку терпимости и едва ли не неприкасаемости иудеев». Что бы это могло значить, может, хоть вы истолкуете?
Видя, что ответа не будет, армеец пожал плечами:
– И он вовсе не поляк. Как я понял, у него литовские корни. Хотя не плевать ли, – майор хмуро усмехнулся, – он говорил, что часто приходил сюда, когда здесь еще стояли русские связисты. Менял водку на бензин и всякий военный инвентарь. При этом, по его словам, занимались этим не только солдаты – офицеры!
– Мне до сих пор не верится, что мы проиграли этим варварам войну, – в сердцах бросил штурмбанфюрер.
– О! Вы-то когда погибли? В сорок первом? А я уже и весной сорок второго не сомневался, что с русскими-то наш любезный фюрер просчитался. Бог ты мой… да не сверкайте вы своими глазами, Гюнтер, вы же слышали, как сейчас относятся к Гитлеру. Даже немцы стыдятся того, что творили ваши ребята в концлагерях.
– Будь я проклят! Слушал я местное радио… и не таким уж наивным был и раньше, – с легкой досадой в голосе ответил эсэсовец. – Знаете, если бы нам тогда кто-нибудь сказал, что русские будут топтаться по нашей земле, никто бы не поверил… Попросту рассмеялись в лицо или глотку перегрызли. Кстати, что я чуть и не сделал, когда к нам уже здесь возвращалась память, и один не в меру словоохотливый ефрейтор стал рассказывать, как и чем закончилась война.
Он вдруг на минуту потупился, угрюмо сведя брови. Потом продолжил уже изменившимся голосом:
– А кто-то бы и призадумался, наверное. А? И действовал бы уже с оглядкой. Что скажете?
– Да уж, – согласился майор, – я помню то чувство безнаказанности и самоуверенности, охватившее всех нас! Плюс жесткая пропаганда господина Геббельса. Я где-то читал, что солдат, рискуя жизнью в стычке с врагом, тем самым покупает право чинить любое насилие уже и над пленным – он ведь мог вообще просто забрать его жизнь, а так…
– Лично я в плен сдаваться не собираюсь, – точно пролаял в ответ эсэсовец, – особенно этим… из Палестин. Это же надо было додуматься – создать еврейское государство. Что вы на меня так смотрите? Вам нравится нынешний мир? Я как-то урывками прослушал радиоканал из Фатерлянда… вы можете себе представить – в Германии! В Германии сидит в банке жидовская морда (судя по фамилии) и возмущается о падении каких-то там акций! И вообще…
– Тут, конечно, вы правы, – видно было, что майор практичный и деятельный человек – ведя беседу, он не переставал чем-то заниматься: перекладывал более удобно поклажу в вещмешке, забил пустой магазин к пистолет-пулемету патронами. Сам МП-40, расстелив на ящике найденный кусок бумаги, принялся разбирать, намереваясь почистить, – даже этот поляк-литовец сетовал на засилье банковской кабалы.
– Вот-вот. Как я понял, эти менялы и ростовщики добились своего, построив в этом мире свою грабительскую финансовую систему! Теперь сидят на денежных мешках, наверняка еще прибедняясь и вопя о геноциде. А Гитлер…