Лиса и Каменный Зверь
Шрифт:
– Да вы безобразница, сэтра Лейнар...
– прошипел он, отбросив в сторону влажный платок - Вот так, откровенно прямо!
Ли хихикнула, скрестив руки на груди:
– Я не настаиваю, сэтр. Как хотите!
Прижав жену к прохладной стене, нависая над вздрагивающим, текущим телом, он упёрся ладонями в прохладный камень. Лиса оказалась в ловушке. Выбираться из неё не было никаких сил, никакого желания. Девушка запрокинула голову и уперлась взглядом в темные глаза мужа... Марь, бред,
– Уилбер...
– вдохнула она его имя вместе с песком и битым стеклом - Аааах...
Придавив её тело своим к стене, он скользнул губами по тёплой скуле, к шее вниз. Не задержавшись там надолго, провёл языком по верхушкам грудей, сжатых шнуровкой платья. Вздрогнул и захрипел, ощутив во рту вкус Лиининой кожи - мягкий, шоколадно - медовый, с нотками каких то неизвестных пряностей.
– Линка, какая ты сладкая!
– прошептал он срывающимся от нежного желания голосом - Жертва моя...
Последнее он сказал очень тихо, но она услышала, почувствовала, слова эти были осязаемы, желанны, как и он сам.
"Тело твоё, Уилбер." - откинув голову и уперевшись в стену затылком, прокатила по глотке и уронила в живот тугой, солёный камень тяжёлой мысли - "Тело твоё, ты купил - тебе и владеть... А вот души нет у Праантар. Нечего мне предложить тебе, муж мой! Поэтому..."
– Возьми что есть...
Камень рассыпался жёсткими, шершавыми крошками. Застревая в зубах, щекоча язык и горло, устремился наружу близкими слезами. Ли закашлялась, давясь крошевом стыда, прошлых обид и глупостей...
– Ты чего, Ли?
Он отпустил её, но лишь на секунду. Всего лишь для того, чтобы привлечь к себе снова и укутать в объятия - грубые и порывистые, но искренние. Такие искренние!
– Не реви, Лиса. Все образуется.
Обнимал неумело, потому что никогда прежде не дарил он женщинам объятий сочувствия и заботу. Сэтр Лейнар всегда уверен был в том, что нужны бабе только крепкая рука, тугой кошелёк и твёрдый член. И хватит с них. Вот поэтому поначалу и не допускал он в Линке чего то другого...
– Не плачь, Лисёнок.
Она замотала головой, путаясь в своих волосах, слезах и радостном тепле:
– Не буду. Тоже уйдёшь сегодня?
– Сегодня нет необходимости.
– выдохнул он ей в макушку - А что? Ждёшь кого то? Любовника?
Девушка шлёпнула мужа по плечу:
– Ага, жду! Хората с братом, ночным горлохватом. Вот ты всё сводишь к этому. У тебя в мыслях одна постель, Уилбер!
– Конечно, - прижав к себе жену, он сдвинул ткань с её плеча - Конечно, одна постель. Какие мысли ещё могут возникать при взгляде на тебя, Лиина Лейнар? Вредная, дурная, развратная, рыжая Лиса...
Она застонала и вскрикнула, прикрыв глаза и почувствовав,
– Моя.
Положив жену в прохладную ещё постель, на прохладное ещё ворсистое покрывало, лёг рядом. Не хотел торопиться, слишком много спешки позволив себе ранее.
– Ты моя, Лин?
– спросил Уилбер, прикасаясь губами к медовой смуглой коже обнаженного плеча - Моя?
Девушка протянула руку и погладила мужа по щеке, хранившей ещё нежность мятной пены и жёсткость морской воды.
– Твоя.
Никогда не целовал сэтр женщинам рук, разве только что на званых приёмах у Правителя. Там, касаясь губами липких, надушенных пальцев, стянутых миллионами перстней и колец, не испытывал ничего, кроме острого желания либо поскорее закончить эту процедуру, либо на хрен, сломать к херам и руки те, и те пальцы. Сейчас же, сжав тонкую, хрупкую лисью лапку, лежавшую на его щеке, продавил глубоко в горло неизвестно откуда взявшийся колючий комок.
Если бы кто то ранее сказал сэтру Лейнару, Каменному Магу, Хозяину Сердца Холода и Тёмного Утёса, поверенному Правителя и прочее блабла... Просто замороченному, замотанному в правила и устои Арнера, как бывает замотан в пелены умалишенный, что вот так бывает! Что совершенно необязательно подчинять женщину, вдавливая тело её в жёсткие простыни, кладя руку на горло, а оковы на душу! Что совершенно необязательно всё это, а лучше ТАК - сжать её пальцы своими и, прижимая к своим губам, выпить до дна медовый взвар её желания...
Если бы сказали ему...
Ржал бы долго. Жарко, утирая слёзы с жёстких глаз, хохотал безумцем.
Потом, может и вопил бы, что хрень это всё болотная и что не надо этого бабам...
Бабам, наверное, и не надо. Ему самому оказалось нужнее.
Вот поэтому сейчас раздел он Лиину медленно, как можно медленнее... Так в очень далёком, уже почти рассыпавшемся пеплом детстве разворачивал он подарки от отца и от матери: маленькие золотые часы, деревянную саблю, шоколадные конфеты...
– Ли, Лисёнок, радость моя.
Сдвигая с плеч жёсткую ткань домашнего платья, целовал каждый миллиметр высвобождающейся тёплой кожи.
– Красота моя, девочка...
Она улыбнулась, выгнулась всем телом, помогая ему, подставив чашечки грудей под дождь поцелуев. Хихикнула мелким, снежным смехом, щекотно было от шнурков и лент платья, скользнувших по телу. И тут же вздрогнув, застонала, ощутив его язык, огибающий соски и скользящий по животу вниз, к гладкому лобку.
Выдохнула и вдохнула, когда твёрдые, почти железные пальцы, разведя налитые уже кипятком желания губки, тронули комочек клитора, больно ноющий, грозящий взорваться миллионом горячих брызг.