Лиса в ловушке
Шрифт:
Ее покрывала соскользнули при движении, и Невада поняла, что юная танцовщица была обнажена до пояса!
Раскачиваясь, целиком подчиняя ритму каждое движение своего гибкого тела, она казалась воплощением сладострастия. Невада замерла, наблюдая за тем, как танцовщица двигалась все быстрее, все более чувственно, ее руки извивались, как змеи, рот был полуоткрыт; было видно, что она достигла экстаза.
Своим очарованием, страстностью и чувственностью она привела в возбуждение не только шейхов, но и наблюдавших за ней женщин. Часто дыша, они, как под гипнозом, двигались в такт музыке.
Конец наступил неожиданно. Танцовщица кружилась и кружилась, пока не опустилась на землю в полном бессилии. Барабаны замерли, во внезапно наступившей тишине зрители могли бы услыхать только биение собственных сердец.
На какое-то время все словно застыли, но затем шейх Хассам эль Зигли движением руки дал знак тизнитским танцовщицам, стоявшим полукругом, приблизиться.
Каждая из девушек подбежала к одному из шейхов и простерлась у его ног, склонив голову и сложив руки в традиционной позе, отражавшей униженную покорность.
Невада жадно наблюдала за происходящим, потрясенная до глубины души. Прекрасная полуобнаженная танцовщица наконец открыла глаза. Шейх Хассам протянул ей руку, помогая подняться, и подвел ее к Тайрону Штрому.
Невада заметила, как он при этом поднял на нее глаза, увидела его улыбку и отвернулась с чувством ненависти и презрения!
Глава 5
Раскачиваясь в своем кресле на спине верблюда, Невада никак не могла уснуть.
Она чувствовала страшную усталость, так как ночью ей совсем не удалось отдохнуть. Девушка беспокойно металась на Мягком ложе, предоставленном ей на женской половине. Каждый звук, нарушающий тишину в комнате, действовал ей на нервы.
Перед ее глазами то и дело возникала гибкая извивающаяся фигурка юной танцовщицы. Невада никогда не думала, что танец может быть настолько чувственным, возбуждающим и в то же время гипнотизирующим.
Много позднее, когда она вслед за родственницами и наложницами шейха вернулась к себе, Невада, глядя на них, могла убедиться, насколько было сильно воздействие музыки и танца.
К тому же самая молодая из жен шейха расплакалась и одиноко сидела в углу. Объяснявшаяся по-французски женщина объяснила Неваде, что это были слезы ревности.
— Мули очень любит нашего господина, — шепотом сказала она, — а теперь, когда здесь танцовщицы, он будет развлекаться с ними и не пришлет за ней два или три дня.
Неваде казалось странным, что восемнадцатилетняя и очень красивая четвертая жена шейха может так его любить.
Но девушка тут же подумала, что, поскольку он был единственным мужчиной, какого знала Мули, у нее не было выбора.
Когда все женщины улеглись, Невада не могла перестать думать о Тайроне Штроме и о том, каким взглядом он смотрел на прекрасную танцовщицу.
Его лицо рисовалось ей в темноте настолько отчетливо, что девушке казалось, будто она видит его улыбку, различает вспыхнувший в его глазах страстный огонь.
Мать шейха устроила Неваду как можно удобнее, предоставив гостье почетное место на низкой софе, представляющей собой покрытые ковром подушки, расположенные на длинных деревянных опорах.
Постель оказалась удобной, особенно после стольких дней кочевой жизни, но сон бежал ее, и, когда настало утро, она поднялась с ввалившимися глазами, измученная и бледная, как никогда в жизни.
Ее разбудили рано, так как Тайрон Штром прислал слугу сказать, что желает тронуться в путь с рассветом.
Неваду растрогало то, как сердечно простились с ней мать шейха и другие женщины. Казалось, короткого времени, проведенного в гареме, хватило им, чтобы сблизиться.
Их добрые пожелания, и напутствия, и выражение надежды, что она скоро посетит их вновь, были переданы ей говорившей по-французски женщиной.
После бесчисленных поклонов и прикладываний рук сначала ко лбу, а потом к губам и к груди, ритуал прощания по восточным обычаям был завершен, и Невада последовала за слугой по бесконечным извилистым галереям и переходам в комнату, где их по приезде приветствовал шейх.
Ни шейх, ни Тайрон Штром, о чем-то оживленно разговаривающие по-арабски, не обратили внимания на ее появление. Только направляясь к выходу, он взглядом приказал ей следовать за ним туда, где их ожидали лошадь и верблюд, на которых они совершали свое путешествие.
Остальной караван присоединился к ним уже за воротами касбы, и они тронулись под шумные выкрики слуг шейха и детей, которые еще некоторое время бежали за ними по пустыне, провожая гостей.
Когда они выезжали из крепости, дул холодный ветер, но с восходом солнца он затих, и с каждым часом жара все более усиливалась, становясь непереносимой. Неваде казалось, что она скоро задохнется под плотной чадрой.
Скоро окружающая их местность совершенно изменилась. По обе стороны узкой долины, в которой лежал их путь, поднимались отвесные скалы, изрытые пещерами. Один раз они пересекли мелководную реку, протекавшую среди гранитных валунов. Вскоре скалы сменились унылыми голыми холмами, где на бесплодной почве под палящим солнцем виднелись кое-где жалкие чахлые деревья.
Веки у Невады отяжелели, ей казалось, что еще немного, и она свалится со спины верблюда. Непрерывное движение почти усыпило ее, когда вдруг караван остановился. Открыв глаза, девушка увидела, что они находятся в скалистом ущелье с нависающими с обеих сторон гранитными скалами.
Ехавший впереди Тайрон Штром повернул коня и, проскакав вдоль каравана, поровнялся с ней. Он отдал краткое распоряжение погонщику ее верблюда, который в свою очередь приказал верблюду лечь.
Верблюд сначала горделиво посмотрел на них, но все-таки, пусть с неохотой и презрительным видом, повиновался.
— Спускайтесь и побыстрее, — коротко бросил Тайрон Штром Неваде.
Она взглянула на него с удивлением, не понимая, что он задумал. Потом ей пришло в голову, что Тайрон Штром, наверное, хочет показать ей что-нибудь неприятное, пытаясь проучить ее, как накануне, когда он подвел ее к скелету.