Лиса. Личные хроники русской смуты
Шрифт:
— Владислав Павлович! Вас к телефону! Город!!!
— Света! Я же предупреждал, когда работаю с пациентом, меня ни для кого нет! Ни для кого!!! Это правило! Если хотите — требование!!! Это понятно?!
— Понятно… — то, что медсестра плевала на все и всяческие правила и требования — без труда читается по кокетливо надутым губкам и картинно отставленному бедру. — Но это ваша супруга… Жена, так сказать…
— Хорошо, иду!!! — невольно проводив взглядом удалившиеся за дверь аппетитные формы, врач вздыхает и, обернувшись к пациенту и его дочери, вежливо уточняет. — Подождёте
Лиса и лежащий на удобной эргономической кушетке отец синхронно кивают. Им ли не понимать: семья — дело святое!
Выйдя в фойе, врач торопливо целует медсестру в щёку, берёт поданную ему трубку и, отойдя к окну, прикрывает губы и микрофон ладонью.
— Алло?..
На том конце провода начинают что-то рассказывать. Это явно надолго.
Оглянувшись и поймав нахально-любопытный взгляд медсестры, врач чеканит громким возмущённым шёпотом:
— Ляля, побыстрее, пожалуйста. Говори по существу! Что там у тебя?
В трубке на мгновение возникает пауза, но она тут же сменится нескончаемым бессмысленным чириканием. Врач, явно пытаясь вникнуть, некоторое время слушает, но затем не выдерживает:
— Ляля, у меня сейчас рабочее время! И сложный больной! Надо срочно готовить операцию, а я ещё предоперационное обследование не закончил!
— У тебя каждый день сложные больные! — отчётливо слышится из трубки. — Профессия такая — сложные больные! И их у тебя много, а семья, между прочим, одна! И семейную жизнь твоя профессия не отменяет!!! — впадает в истерику собеседница. — А если отменяет, не надо было жениться! Говорила мне мама…
— Ляля, у меня сегодня и в самом деле сложный случай. Человек ослеп в результате бездарной операции, а я могу вернуть ему зрение. Если не откладывать — шансы есть, а так — повреждённый нерв может атрофироваться, умереть. Есть косвенные данные, что процесс уже пошёл…
— Нерв ещё может, а ты уже давно нет!!! — окончательно выходит из себя жена. — Данные у него! Косвенные!!! Да подотрись ты этими данными!!! У нас билеты на концерт пропадают! Когда, в конце концов, в нашу глушь опять столичная труппа приедет? Или я должна свою жизнь угробить с таким «косвенным» мужем?! Говорила мне мама…
— Ляля, пойми, у меня слепой пациент. Иногородний. А слепому человеку, да ещё и иногороднему, до нас очень сложно добраться. Представляешь, они с дочерью, как приехали, ночевали на вокзале. В зале ожидания. Это хорошие люди. Простые, но настоящие. На таких страна держится. Та самая, что их в нынешнее скотское состояние вогнала!.. Я просто не могу им отказать. Тем более такое стечение обстоятельств: могу провести этого пациента по бесплатному голландскому гранту, да и «окно» и в моём расписании и на эксимерном лазере есть только сегодня…
— А то, что это окно образовалось из-за того, что мы полтора месяца назад приобрели билеты, ты забыл? Козёл!!! Можешь домой больше не приходить! Живи на своей работе! Целуйся с ней, трахайся, в конце концов!!! Доработаешься, пока сердце не посадишь!!! И своё! И моё, между прочим!!! — взвизгнула жена и бросила трубку.
— Ну и о чём там труженик эксимерного скальпеля задумался? — улыбается всё слышавшая медсестра. — Насколько я слышала, лицензия на адюльтер от нашей доблестной супруги получена… Так как там добрый доктор Айболит насчёт быстро, но качественно «потрахаться»?.. Владик, ты только честно скажи, я тебе вообще нравлюсь или это у нас так? Баловство? Хочешь, я сама этих провинциалов спроважу? Назначу им другой срок? Пусть едут домой, денежку собирают! Или ты им этот голландский гранд уже пообещал? Нет? Ну и славно!
Два дня спустя, после неудачной поездки к саратовским офтальмологам, была другая клиника. Целый специализированный центр.
Красивый, современный, оборудованный по последнему слову техники.
Процедура приёма больных поставлена на конвейер. Каждый из них записан на строго определенный час и ожидает своей очереди в удобном мягком кресле, а потом громко вызывается по фамилии и сопровождается в объявленный кабинет вышколенной до естественной вежливости молоденькой медсестрой. Т. е., вышколенной настолько давно, что её вежливость стала второй сутью.
— А можно мне тоже с больным? Я его дочь.
Лёгкое удивление, впрочем, тут же истаявшее, сменяется явным неприятием и твёрдым, не терпящим возражений:
— Подождите, пожалуйста, в коридоре.
Как припечатала…
— Ну, пожалуйста… Разрешите и мне присутствовать при обследовании. Он совершенно ничего не видит, да и к другим людям не привык, а я буду вам помогать его водить.
Медсестра недовольно вздыхает, некоторое время смотрит в сторону ослепительно сияющих на подвесном потолке неоновых трубок. Пожав плечами, нехотя бросает:
— Ладно, проходите…
Прошли.
Общий вид залитого ярким светом кабинета и его оснащение превзошли все мыслимые ожидания. Позабыв обо всём на свете, пораженная Лиса какое-то время восхищенно озирается по сторонам. «Веди себя прилично, тюха деревенская!» — мысленно одёргивает она себя, заметив в искажающих лица хромированных панелях хирургического оборудования собственное разинувшее рот отражение…
Врачом оказалась миловидная женщина средних лет. Она ободряюще улыбнулась Лисе и своему незрячему пациенту, стряхнула с ослепительно белого халата невидимую соринку и приступила к обследованию.
Один аппарат, второй, третий… Чем больше процедур оставалось позади, тем напряженнее становилось лицо врача. Было видно, что ей уже всё ясно и теперь она рефлекторно оттягивает момент, когда придётся встретиться с направленными на неё двумя парами глаз. С застывшим в них стоическим ожиданием — слепых, и, постепенно наполнявшихся нарастающим ужасом — зрячих.
— Понятно… Всё понятно… — врач отошла от приборов и, коротко посоветовавшись с ассистировавшей ей медсестрой, вздохнула. Всё так же, не поднимая головы от распечаток и не глядя в глаза, начала говорить: — Картина у нас малоутешительная… Шансов на то, что…