Шрифт:
Пасмурные будни
Меланхоличная осень посетила маленький северный городок – Чарогорск. Небо темнело, не позволяя свету проникать в серые панельные домики.
Сюнь Ен проснулась от будильника смартфона. Цифры экрана велели встать. Ен несколько секунд любовалась розой под стеклянным куполом. Она стояла на комоде вечным напоминанием о Владе, парне Ен.
Покрасневшие карие глаза, отдающие костровой рыжиной, говорили о недостатке сна. Вьющиеся взъерошенные волосы цвета горького шоколада – о необходимости в
Сюнь проверила время – восемь часов – и вышла из ванной. Квартира семьи напоминала домик куклы: пыльно-розовые оттенки, глянец и мех. Пока Сюнь сидела на кухне, согреваясь о горячую кружку, ее мама накладывала в контейнеры обед: жареная грудка с картофелем и два красных яблока.
Алина блистала красотой: блондинистые волосы, голубые глаза, подтянутая кожа. Она работала в салоне красоты косметологом.
– Ен, как тебе новое постельное белье? – поинтересовалась Алина.
Сюнь засмотрелась на танец корейцев в своем смартфоне.
– То, что с крылатыми котиками, летающими в облаках, – умилилась мама.
Снова молчание.
– А кондиционер? «Чувственная роза» и пахнет, и звучит потрясающе.
– Да, мам, – Сюнь заметила время. – Уже без двадцати девять.
Она надела одну из своих клетчатых рубашек, созданных для печальной осени. Намотала шарф на шею и накинула черную куртку.
В подъезде многоэтажки, в отличие от других домов, не воняло ни канализацией, ни мусором. Наоборот – на каждой лестничной площадке стояли цветы в горшках. А металлические почтовые ящики еще не сломались.
В белом автомобиле матери Сюнь уставилась в окно, а Алина все никак не замолкала.
– Твой папа скоро будет жить на работе. Машина постоянно рвет бумагу.
Сюнь Фэйюй работал технологом на бумагоделательном предприятии.
– У моей клиентки аллергия на любые травы в скрабах и гелях.
Голос Алины не пробивался в голову Сюнь. Девушка наблюдала за привычными местами города и чувствовала тоску. Здесь она бегала по площадкам с ярко-красными качелями, пахнущими краской, сражалась палкой с репейником и крапивой. Впервые влюбилась и поцеловалась. Теперь пасмурный мир – тень светлых воспоминаний.
Царство серого камня и черного дерева. Вывески магазинов не подсвечивались. На тротуарах не толпились люди. Мусор, словно отдельное живое существо, гулял по городу с помощью ветра. У контейнеров ошивались кошки и собаки с грязью, въевшейся в шерсть.
Алина привезла дочь к небольшой библиотеке, посещаемой людьми очень редко. Сюнь попрощалась с мамой и вышла из машины.
– Удачи, дочка!
– Пока, мам!
В библиотеке Сюнь приступила к ежедневным делам. Она наводила порядок и проверяла читательские формуляры. Ен слышала, как открывается и закрывается дверь, но не отвлекалась от дел. Такое бывает часто: кто-то входит и почти сразу же выходит.
В час дня Сюнь насладилась обедом и завершила его зелеными яблоками и горячим кофе.
В семь часов вечера Чарогорск настиг беспощадный ливень. Его занавес скрывал дома и деревья.
Когда Ен закрыла дверь библиотеки и повернулась в сторону ступеней, над ее головой навис черный зонт.
– Добрый вечер, солнце.
Он улыбался. Парень с каштановыми волосами и кофейными глазами, одетый в кофту с двойным рукавом и джинсы.
– Привет, Влад.
Как настоящий джентльмен, он открыл и закрыл дверь черной машины за Ен. Какое-то время они сидели молча. Капли громко ударялись о лобовое окно и медленно стекали вниз извилистыми ручьями.
– Поэтому я и не люблю осень, – нарушил тишину Влад.
Сюнь повернула голову: он уставился на гонки капель по стеклу.
– Снова кто-то умер? – спокойным голосом спросила Сюнь.
– Девушка. От передозировки наркотиками.
Первое время Сюнь дрожала от историй молодого следователя и поражалась его холодности. Сейчас же она привыкла слушать о преступлениях.
– Но Саша нашел следы побоев на теле, наркотики – в стакане с пивом. Второй стакан мы обнаружили в мусорке, – Влад хмыкнул. – Некоторые преступники действуют импульсивно и подставляют себя.
– Это ведь хорошо? Преступление раскроется быстрее.
– Конечно.
Сюнь включила телефон. Экран осветил ее милое лицо.
– Ен, – Влад накрыл горячей ладонью замерзшую руку любимой. – Может, нам все же стоит сменить обстановку?
– Опять ты про Петербург?
– Чарогорск сожрет нас… как всех этих несчастных. Я долгое время копил на ипотеку. Все ради лучшей жизни.
– Меня и так все устраивает.
Влад убрал руку и развалился на сиденье.
– Саша был прав.
–
В девять часов вечера Сюнь сидела за столом с родителями. От запеченной курицы исходил приятный аромат специй. В гравированных стаканах лопались пузырьки апельсинового лимонада. Громко говорил плазменный телевизор, а Фэйюй перекрикивал его, называя своих подчиненных «совершенными идиотами с улицы». Папа отвлекся и заметил дочь, режущую филе.
– Как прошел день, дочка?
– Нормально.
– Молодежи сейчас ничего не интересно.
– Эй, – влезла Алина.
– У тебя такой замечательный парень, Ен. Почему бы вам не переехать в другой город, где будет больше возможностей? – отца было не остановить.
Сюнь тяжело вздохнула.
– Ен, я хочу лучшего для тебя, – загрустил Фэйюй.
– Папа прав, дорогая, – подключилась Алина. – Ты – наш прекрасный цветок. Мы не хотим, чтобы ты завяла.
Сюнь поднялась из-за стола, помыла за собой тарелку и ушла в комнату. Мама направилась за дочерью. Она вежливо постучала и только потом вошла. Алина села на кровать, рядом с Сюнь, и положила на подушку клетчатую рубашку красного цвета.
– Мы с папой бываем такими противными.
– Брось. Это ерунда.