Лисья честность

Вагнер Яна

Она любит спать допоздна — ей не жаль пропущенных утренних часов, которые всё равно было бы нечем занять, её день начинается в тот момент, когда он, закончив утренние совещания, раздумывает, успеет ли он съесть салат в кафе на углу, или отправить секретаршу за сэндвичами — и ему не нужно смотреть на часы, чтобы почувствовать, как она наливает себе кофе в старую кружку с отбитым краешком, садится на веранде с сигаретой и набирает его номер, чтобы пожелать ему доброго утра, иногда он достаёт телефон ещё до того, как раздаётся её звонок. После этого наступает время его звонков — иногда он ругает себя за то, что звонит так часто, бережно собирая поводы для каждого разговора, мини-новости, смешные эпизоды, уточняя планы на вечер, иногда задаётся вопросом — почему она звонит только раз, сразу после пробуждения, но она никогда не звучит потревоженно, и никогда — раздражённо, и берёт трубку после второго гудка, потому что всегда носит телефон с собой, перемещаясь по дому, чтобы он не беспокоился.

Пока его нет, её время течёт размеренно и спокойно,

она сидит с остывшим кофе за ноутбуком и пишет или читает, иногда смотрит фильмы, которые бы ему не понравились, ей никогда не бывает скучно. Особенное удовольствие доставляет ей возможность провести день, ни разу не взглянув в зеркало; оставаясь одна, больше всего она любит носить старые рубашки, хранящие форму его плеч, и ходить босиком по тёплым паркетным доскам. Перед его приездом она переодевается, расчёсывает короткие блестящие волосы, подкрашивает глаза и долго стоит у зеркала. Войдя в дом, он с порога с удовольствием охватывает её взглядом — она по-прежнему кажется ему красивейшей из женщин, узкое лицо с большими глазами, — с возрастом чёткие прежде линии стали чуть мягче, в уголках глаз появились морщинки, но она всё так же стройна, так же чудесно пахнет, так же забавно морщит нос, когда смеётся, и волнует его совершенно так же, как в первые годы.

Если у него нет дел в городе, они проводят длинные вечера вместе — он разводит огонь, она смешивает напитки, они разговаривают обо всем, что случилось за день, — у нее всегда есть свои новости, даже если она никуда не выезжала, и она умеет так рассказать ему о том, что увидела из окна второго этажа, так пересказать телефонный разговор (тут он чувствует лёгкий укол возле сердца — кому-то же она звонит в течение дня), что ему начинает казаться, что день его, такой насыщенный, такой плотный, был пустым и неинтересным, и он пропускает события, по дороге домой казавшиеся ему стоящими упоминания, чтобы послушать её рассказы.

Иногда к ним приезжают друзья — редко, но чаще, чем ему хотелось бы, просто ей так нравится их рассаживать вокруг стола на веранде, кормить их, устраивать их на ночлег, управлять разговором, выбирать музыку, ей приятно быть дирижёром их настроения, вызывать их на откровенность, она любит потом, когда все улягутся спать, выпить последний стаканчик перед сном и, укладывая голову к нему на колени, лениво перебирать с ним впечатления, говорить «он как-то нервничает последнее время и резковат с ней, ты не находишь?» и «надо бы её познакомить с тем симпатичным архитектором, который заезжал к тебе на прошлой неделе, мне кажется, он ей понравился бы, как ты думаешь?» Со временем они перестали делить их на её и его друзей, хотя в самом начале, без всякого нажима с её стороны, сами собой — хотя она неизменно была приветлива с ними — вдруг отпали сначала одни, потом другие, знавшие его ещё с тех времен, когда он был женат в первый раз, он даже не успел заметить, как это произошло. Он не жалеет об их потере — ему достаточно тех, кто остался, к тому же, говоря откровенно, и этих бывает слишком, больше всего он любит оставаться с ней вдвоём, когда не нужно ни с кем делить её, ему всегда недостаточно её общества, её внимания, и, пока у них в доме гости, он старается чаще прикасаться к ней.

Он давно перестал прятать это от неё — она знает, она слишком хорошо научилась его чувствовать и, хотя она пытается не отвлекаться от него всё время, пока он рядом, с готовностью прерывает разговоры, закрывает крышку компьютера, откладывает книгу, у него по-прежнему всякий раз сжимается сердце, стоит ей сделать паузу чуть длиннее, замереть на мгновение, задумавшись, с отсутствующим выражением лица, ему хотелось бы проникнуть в её мысли встать между её глазами и остальным миром, пометить своим присутствием всё, на что она смотрит, всё, что она слышит.

Проснувшись, она открывает глаза и какое-то время лежит без движения, спокойно, наблюдая за солнечным лучом, пробивающимся сквозь лёгкую занавеску. Постель рядом с ней пуста — она чувствует это, не поворачивая головы, хотя он всегда спит беззвучно, и к утру они обязательно откатываются друг от друга, даже если засыпали, обнявшись. Вчера приехали друзья — как обычно, легли уже под утро, можно было бы поспать подольше, но за окном слышны голоса — кто-то из гостей уже проснулся, нужно спуститься вниз, придумать какой-нибудь завтрак, не стоит перекладывать это на его плечи. Она подходит к окну спальни и с удовольствием смотрит на него сверху — по-прежнему красивый, разве что чуть погрузневший с годами, широкие плечи, густая грива волос без седины, ей всегда нравилась его непринуждённая, ленивая красота, о которой он, казалось, даже не подозревает, его способность хорошо выглядеть в любой одежде, его манера, улыбаясь, слегка прищуривать глаза, умение понижать вдруг голос так, что каждое слово как будто застревает у тебя внутри, вызывая дрожь. Со второго этажа невозможно разобрать, что он говорит, но женщина, с которой он разговаривает, уже сделала стойку — наклон головы, шея, грудь, руки, интонации, женщины всегда на него так реагируют, надо бы всё-таки познакомить её с тем архитектором, пока не поздно, думает она, ни к чему всё так осложнять — хотя, вполне возможно, уже действительно поздно.

Они вместе пятнадцать лет, десять из которых она

знает, что он изменяет ей. Когда это случается, ещё на пороге, пока он снимает обувь и кладёт ключи, пока целует её, она с абсолютной точностью уже знает, что сегодня он был с женщиной. Ей не нужно проверять его телефон или пытаться уловить чужой запах в его волосах — он осторожен, — но это видно в его глазах, в том, как он проходит мимо неё в гардеробную, в том, как он снимает брюки, это отражается от его обнаженной кожи, пока они вместе принимают душ, это ощущается в его поцелуях и в том, как он любит её ночью, — он всегда особенно жаден с ней в постели в такие дни. У него часто случаются дела в городе вечером — а ей последнее время всё меньше хочется уезжать из дома, в котором ей так спокойно, в котором ей никогда не скучно, и потому она всегда легко соглашается, когда он говорит ей, что задержится, — она никогда не ложится спать до его приезда, погруженная в свои медленные, уютные дела, наслаждается временным внеурочным одиночеством, но она всегда очень рада его возвращению и понимает, как скучала по нему, улыбаясь, слушая его рассказ о том, как прошёл вечер. Он уверен, главное — придумать какую-нибудь одну правдоподобную деталь, я не голоден, говорит он, мы перекусили с А., представляешь, официантка была с такой забавной короткой губой, как у кролика, — и показывает, и она смеётся. Не хочу пока спать, говорит он, посидим еще, хочешь, я разведу огонь, она ставит стакан на пол, опускается рядом с ним, обхватывая его руками покрепче, впитывая его тепло, и думает о том, что очень счастлива, и что совершенно неважно, где он был в этот вечер, потому что от этого ему всего лишь становится немного легче жить с ней.

Он чувствует её взгляд и оборачивается. Она отодвигает занавеску, распахивает окно, широко и нежно улыбается ему. Он поспешно направляется к дому, на лестнице перепрыгивая через две ступени, чтобы побыстрее обнять её и пожелать ей доброго утра.

Анна говорит

В день, когда мне предстоит тебя встретить, я выхожу из дома раньше обычного, чтобы можно было пройтись пешком по набережной; у меня встреча в высотном здании — я не люблю высотные здания и не люблю встречи, и обещаю себе придумать способ, как в будущем избежать и того, и другого. Войдя в лифт, я уже вижу тебя, но ещё не знаю, кто ты, и успеваю подумать, что не люблю ездить в лифте с незнакомыми людьми, что вообще не люблю лифтов — моя квартира на третьем этаже и я всегда хожу пешком, но в этом здании у меня встреча на двадцать седьмом, поэтому я нажимаю кнопку 27, готовясь провести несколько неловких минут в этом ограниченном пространстве, в котором не за что зацепиться взглядом, кроме другого человека, и старательно избегая смотреть в твою сторону.

Когда кабина вдруг дёргается и останавливается так резко, что у меня подгибаются колени и из рук выскальзывает портфель с бумагами, раздаётся длинный металлический лязг. Я представляю себе: стальной канат, на котором висит наша остановившаяся между этажами кабина, распадается на отдельные струны, как плохо заплетённая коса; одна из струн уже лопнула, издав тот самый зловещий лязгающий звук, за ней, одна за другой, лопаются остальные, и кабина летит вниз, набирая скорость, чтобы с оглушительным грохотом удариться о нижние перекрытия и превратиться в груду искорёженного металла. Я вижу это настолько отчётливо, что могу представить себе позу, в которой буду лежать под рваными кусками железа, свои раздробленные кости и вкус крови во рту.

Я открываю глаза и вижу, что сижу в своей светлой юбке прямо на полу лифта, подогнув под себя ногу. Совсем близко я вижу твоё встревоженное лицо — ты сидишь на корточках возле меня, держишь меня за плечи и что-то говоришь, но звук пока ко мне не вернулся и я тебя не слышу; я не вижу крови и разрушений и делаю вывод, что мы пока не упали, — правда, почему-то я до сих пор не могу вдохнуть. Голос появляется словно издалека — ничего страшного, такое случается, мы просто застряли, я смотрю на твои губы и понимаю, что эти слова произносишь ты. Мне становится немного неловко, и я пытаюсь сказать — я ненавижу лифты и высотные здания, — но не уверена, что ты слышишь меня. У вас паническая атака, говоришь ты, попробуйте отвлечься и, главное, дышите, иначе мне придётся делать вам искусственное дыхание, а это не очень удобно, потому что мы незнакомы, давайте так — пока вы снова не отключились, я должен хотя бы назвать вам своё имя — и ты представляешься. Я пытаюсь произнести своё имя, но в этот момент жуткий лязгающий звук повторяется, и кабина рывком опускается ещё на метр или два — здравый смысл опять покидает меня, и когда я в очередной раз открываю глаза, я вижу — крупно — золотистые нитки, составляющие узор на твоем галстуке, немного думаю о том, что ты приятно пахнешь, теперь твой голос звучит иначе, потому что моя голова прижата к твоей грудной клетке, — знаете что, говоришь ты, по-моему, нам придётся тут посидеть какое-то время, у меня есть с собой неплохая книжка, но мне почему-то кажется, что для вас было бы полезнее поговорить о чём-нибудь, так что вот как мы поступим — вы рассказывайте, а я буду вас слушать — говорите о чём угодно, к примеру, расскажите мне о себе — кто вы такая, сколько вам лет, где живёте, что вы любите, чего не любите — ладно? Меня зовут Анна, быстро говорю я, чтобы опять не потерять сознание, и я не люблю лифты и высотные здания.