Лисья нора
Шрифт:
— Бессмысленная? Но у тебя же настоящий талант.
— Лесть скучна, и я на нее не ведусь.
— Я только констатирую факты. Ты себя недооцениваешь и мог бы многого добиться, если бы захотел.
Эндрю улыбнулся, сухо и холодно.
— Вот сам и добивайся. Кевин говорит, ты будущий чемпион. Через четыре года станешь профи, через пять будешь играть в сборной страны. Он лично пообещал тренеру. И ректорату. Уламывал их, пока они не согласились тебя взять.
— Он… что? — Нил вытаращил глаза, пытаясь переварить услышанное. В висках запульсировала кровь.
— В общем, Кевин добился своего, и вот ты здесь, — подытожил Эндрю. — Странно только, что чувак, у которого такие способности, который так тащится от игры и имеет все шансы на успех, от всего этого отказывается. Почему, а?
Если Эндрю не обманывает, значит, это Дэй наврал товарищам, а пойти на такие ухищрения он мог только по одной причине. Выходит, он все же узнал Нила и был готов наговорить что угодно, лишь бы заполучить его в команду. В таком случае что конкретно известно Кевину? Как много он сумел понять или запомнить из событий, случившихся восемь лет назад? Знает ли он настоящее имя Нила? И догадывается ли, что это означает?
— Вранье, — наконец произнес Нил, потому что ему хотелось, чтобы это было ложью. — Кевин меня ненавидит.
— А может, ты его? — сощурился Эндрю. — Никак не разберу. Что-то тут не сходится.
— Я тебе не задачка по математике.
— Но я все равно тебя расколю.
Нил молча отвернулся. Кевин закончил тренировку и теперь собирал мячи. Когда он направился к выходу с поля, Эндрю за спиной у Нила зашевелился. Послышался шорох ткани: Миньярд встал и тихонько спустился вниз по трибуне.
— Ты головоломка, — бросил он на ходу.
— Ну спасибо.
— Это тебе спасибо. — Эндрю, не оглядываясь, прошел мимо Нила. — Мне как раз нужна новая игрушка.
— Я не игрушка.
— Поживем — увидим.
Кевин закрыл дверь на поле, снял шлем и, скользнув глазами по Эндрю, уперся взглядом в Нила. Нил выдержал этот взгляд, пытаясь прочесть на лице Кевина правду и найти подтверждение громким словам Эндрю. Кевин никак не мог слышать их разговор, однако Нил почему-то ждал, что он произнесет его настоящее имя.
— А ты что здесь забыл? — вместо этого спросил Кевин.
— Хотел потренироваться, — ответил Нил.
— Толку-то.
Грубо, но именно это Нил и надеялся услышать. Значит, врет Эндрю. Глядя на Кевина, Нил почувствовал, что дышать стало чуть легче. Поставив ведро с мячами под ноги, Дэй положил клюшку и шлем на трибуну, чтобы снять защиту. Стянул перчатки, ткнул их под мышку, просунул пальцы под лямки нагрудника. Когда он закончил, Эндрю забрал у него снаряжение, затем подцепил за решетку шлем.
— Эндрю? — позвал Кевин, снова беря в руки клюшку.
— Уже иду, — сказал Миньярд и двинулся в раздевалку.
Нил все так же сидел на трибуне и смотрел на поле. Когда они ушли, он даже не обернулся и только услышал, как закрылась дверь. Потянувшись к ведру, Нил достал мяч и принялся крутить его в пальцах.
— Поле, — прошептал он и вздрогнул.
До боли стиснув мячик, Нил мысленно повторил пройденный путь. Из Аризоны через Неваду в Калифорнию. Память воскресила черный песчаный пляж на диком побережье Калифорнии, где мать оставили последние силы. Он тогда даже не понял, какую серьезную рану она получила, столкнувшись с его отцом в Сиэтле. В Орегоне мать истекала кровью, однако Нил не подозревал, что все настолько плохо. Он не знал о внутреннем кровотечении, о пробитых печени и почке, о других тяжелых повреждениях внутренних органов.
Когда мать поняла, что ей уже не выкарабкаться? Возможно, она почувствовала это еще в Портленде, но страх гнал ее дальше. А может, она не догадывалась о своем состоянии до того самого момента, когда они пересекли границу Калифорнии и она начала терять сознание. Ей срочно нужно было в больницу, а она свернула на извилистую дорогу к заброшенному пляжу. Их автомобиль остановился буквально в нескольких метрах от воды, и она заставила Нила повторить все обещания, которые он давал раньше: не оглядываться, не останавливаться, никому не доверять. Быть кем угодно, только не собой, менять имена, внешность и места как можно чаще.
Когда он сообразил, что мать с ним прощается, было поздно. В последний раз набрав в грудь воздуха, она умерла, напоследок выдохнув не то его имя, не то собственный страх, не то что-то еще. Нил до сих пор помнил, как она вонзала ногти ему в руку в отчаянной попытке продержаться еще немного, и от этого воспоминания его пронзила дрожь. Живот матери был раздутым и твердым как камень. Нил попытался вытащить ее из машины, но похожий на треск липучки звук, с которым присохшая кровь отрывалась от виниловой обивки сиденья, заставил его оцепенеть от ужаса.
Он просто сжег машину — вылил на сиденья весь запасной бензин, купленный по дороге, — чтобы огонь уничтожил тело. Он не проронил ни одной слезы, когда занялось пламя, и не испытывал страха, когда вытаскивал обугленные кости. Останки матери он сложил в ее же рюкзак и, унеся на расстояние трех с половиной километров, закопал на пляже, насколько мог глубоко. К тому времени, когда Нил снова оказался на трассе, из-за шока он ничего не видел и не слышал. Он провел в таком состоянии еще день, а потом рухнул на колени у обочины и едва не выблевал все кишки. Каким-то чудом добравшись до Сан-Франциско, он пробыл там всего сутки и двинулся в направлении Милпорта. Один день — один шаг, один километр; более сложные задачи объятому горем разуму были непосильны.
Глядя на поле, Нил судорожно сглотнул, отгоняя подступающую тошноту. Вот почему контракт с Ваймаком, честолюбивые замыслы Кевина и слова Эндрю в конечном итоге ничего не значат. Какая разница, что все они ему предлагают и сулят. Нил не такой, как они. Он никто и ничто, и этого не изменить. «Лисья нора» не для него и ему подобных. Нил будет учиться и получать удовольствие от игры, пока есть возможность, но рано или поздно с мечтой придется расстаться. Грезить о большем — только усугублять неизбежную боль в будущем.