Литературная Газета 6325 ( № 21 2011)

Литературная Газета

Марк КРУТЕР, заслуженный юрист Российской Федерации

Предлагаем читателю стихотворения, которые вошли в «Избранное».

Григорий ГАВЕРОВ

Соловьи на Ваганьковском кладбище

Над Ваганьковским кладбищем стелется

В серых красках предутренний свет.

До сих пор мне, убей, но не верится,

Что Володи Высоцкого нет.

Слышу голос его грубоватый

С хрипотцой и с надрывом в конце.

Вижу облик его простоватый

И улыбку на грустном лице.

На Руси все поэты живые!

Ушибёшься их только считать.

А

такой появился впервые,

И не знаю, придёт ли опять.

Соловьи на Ваганьковском кладбище!

Голосистые, черти, живые!

И цветы на могиле Высоцкого

И садовые, и полевые.

Из Сибири какой-то парнишка

Подношенье своё приволок:

Гроздь рябины, кедровую шишку

И увядший таёжный цветок.

Соловьи на Ваганьковском кладбище

Рано утром встречают рассвет.

Стало больше цветов у Есенина,

Потому что Высоцкого нет.

Есть какая-то скрытая сила

В поворотах незримых судьбы.

И она их навек породнила,

По соседству расставив гробы.

Соловьи на Ваганьковском кладбище!

Вы пропойте мне песню свою!

Не спешите, упрямые кони.

Я ещё постою на краю…

Октябрь 1982, Москва

На могиле Есенина

Закружила непогода лист осенний,

Ветром северным задула, замела.

Я пришёл к тебе сюда, Сергей Есенин,

Рассказать про нашу жизнь и про дела.

Был на родине твоей. Там в красках осени

Отдыхает тихо щедрая земля.

Золотой наряд ещё не сбросили

Так любимые тобою тополя.

Видел я, как два подвыпивших «художника»

Продавали твой портрет из-под полы.

Вспоминали тебя, пьяницу, безбожника,

Как ты окна бил и как ломал столы.

Много там домов хороших понастроено.

Люди ездят на телегах, на такси.

Ну а жизнь? Она всё так же неустроена.

Так же плачется и пьётся на Руси.

Ноябрь 1983, Москва

Летом в издательском центре «Астрель» выходит роман Марка Крутера «Сын ювелира». Это криминальная драма, где одним из героев является литератор, учёный и адвокат Григорий Гаверов.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Девочка из эпохи литературоцентризма

Портфель "ЛГ"

Девочка из эпохи литературоцентризма

МОСКОВСКИЙ

ВЕСТНИК

Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ

В панельном районе…

Пожалуй, это самая грустная из московских сказок. Впрочем, дети шестидесятых годов хорошо знали, что сказки бывают грустными. На своих раскладных

кушетках в типовых квартирах опрятных пятиэтажек они читали Андерсена и Гайдара. Девчонки играли в куклы, которые не были сухощавыми, как Барби, но умели произносить слово «Мама», а ещё – превращаться в добрых подружек и сказочных принцесс. Мальчишки водили в бой солдатиков. И не было более стойких героев, чем раскрашенные и выцветшие металлические «кремлёвские часовые» в шинелях и будёновках. Старшие говорили, что в новых «панельных» районах дворы «не те», «не тот боржом», вот в старых кварталах, в каменных мешках и скверах – вот там было раздолье для детских ватаг. А всё-таки беспорядочные, холмистые, лесистые дворы спальных окраин шестидесятых были прекрасны! С двух часов дня, когда заканчивались уроки, и примерно до пяти часов, когда со службы начинали возвращаться взрослые, эти районы принадлежали детям. Стойкие солдатики и сказочные принцессы, одетые в школьную форму, то чинно прохаживались, то играли в футбол, в салки и прятки. Зимой во дворах возникали снежные бабы, а о деревянные бортики громко стучали шайбы. Это был невиртуальный мир со своими интригами и подвигами, с великодушием и хитростью, с открытиями и разочарованиями. Славный справедливый мир в декорациях белых пятиэтажек с палисадниками. Вровень с «хрущёвками» вставали деревья. Рядом подрастали и десятиэтажные башни – белые и желтоватые коробки.

К чему эти присказки про город шестидесятых? Да просто я уверен, что талант Нади Рушевой мог и должен был раскрыться только в третьей четверти ХХ века и только в панельном городе – таком, как окраинная Москва!

Тысячи девочек в школьных тетрадках и блокнотах рисовали чьи-то романтические профили, рисовали дам в огромных старинных платьях, стройных балерин. И должен был появиться кто-то самый одарённый и одухотворённый, кто превратил бы эти рисунки в искусство, кто показал бы самое прекрасное, что зацветало в душах этих девчонок… Для этого нужно усилие души, сравнимое с подвигом космонавта. Это сумела сделать хрупкая девочка.

В годы войны, в годы послевоенных невзгод в цене были суровость, стоическое терпение, практицизм, эпическое отношение к жизни и смерти. После этого закономерно настало время советского сентиментализма. Новая эпоха отвергала железный порядок, восхищалась мечтательностью учёного, поэта, художника – физика и лирика. Преклонялась перед талантами, училась видеть в ребёнке личность. Выяснилось, что человек прекрасен не только великими свершениями, но и высокими чувствами. Реабилитировали сентиментальность. Когда Илья Эренбург выступил с тезисом: «Человеку и в космосе нужна ветка сирени!» – даже самый угрюмый из секретарей ЦК, М.А.Суслов оттаял: «Спасибо, что заступились за ветку сирени!»

…Мир Нади – московский район Царицыно, носивший тогда архисоветские названия – Ленино, Пролетарский район. Парк, живописные развалины екатерининского барокко и новостройки. Невзрачные, но благородные, как честная трудовая копейка. Утончённое искусство, прозрения, поэзия – всё это за панельными стенами расцветало вольнее, чем в куртуазных усадьбах. Из окон царицынской новостройки можно было увидеть и героев Пушкина, и мистерии Булгакова, и правду о ленинградской блокаде. Только необходимо то самое усилие души.