Литературная Вселенная Ионы Шекета
Шрифт:
– Мои, – согласился Рейган. – Вот и используй эти законы для того, чтобы рассчитать свою орбиту подальше от моей столицы.
– О времена, о нравы! – воскликнул царь Шекель.
– Нормальные времена, – сказал жестокосердный любящий Рейган. – Всегда так было: кого больше любим, того больше и мучаем. Природа такая.
Не прошло и часа, как царь Шекель оказался за пределами системы Зрекупатороса – без кометы, без укротителей пространства и без потерянного чувства собственного достоинства.
– Дети, – бормотал он, – цветы жизни…
О третьем своем чаде, Кордильере, несчастный царь и не думал вовсе – если Генерал с Рейганом, любя отца, оказались такими черствыми, то, что говорить о Кордильере, даже не знавшем смысла слова «любовь»?
Дочитав до этого места, читатель моего романа начинал, вероятно, воображать, что может предсказать финал. Ну конечно: Кордильер дает приют отцу, проклинает Генерала с Рейганом и доказывает своим поведением, что можно, даже не зная, что такое любовь, любить верно и преданно.
Если бы я написал такой финал, то считал бы себя никудышным романистом. В жизни так не бывает. Да, царь Шекель и Кордильер встретились на каком-то гнилом астероиде. Но любви между ними не было никогда – с чего бы ей взяться к концу романа? К тому же, пока царь странствовал от Генерала к Рейгану, Кордильер создал себе собственное чадо. Он знал теперь, что такое любовь, и объяснил отцу простыми словами:
– Любовь как вода. Может вода течь вверх? Нет, она всегда падает вниз. Любить можно детей, но никак не наоборот. А дети любят своих детей. Лично ты что сделал со своим отцом, царем Малькомбом?
– Я? – задумался царь Шекель. – Не помню… Кажется, я его утопил в квазаре.
– Жаль, – сказал Кордильер, – что в твоем бывшем царстве только один квазар. Придется воспользоваться звездой главной последовательности.
И воспользовался. Это – кульминация моего романа, она же его финал. Царь Шекель погружается в недра звезды, недостаточно горячей, чтобы мгновенно распылить его на атомы, но и не такой холодной, чтобы сохранить его никому не нужную жизнь. «Ох уж эти дети, – думает он своей последней мыслью. – Как они изобретательны!»
И последним в жизни движением царь Шекель приводит в действие единственное оставшееся у него сокровище: личный активатор звездной энергии. Звезда вспыхивает мгновенно и освещает всю галактику. Генерал, Рейган и Кордильер, неблагодарные дети бедняги-царя молча смотрят на удивительное зрелище, а читатель, добравшись до этого места, с удовлетворением говорит себе:
– Как хорошо, что я не царь, что мне нечего оставить своим деткам, кроме потрепанной «хонды-аэро», и что роман этот наконец заканчивается.
Вечерние сладости
Написав «Царя Шекеля», я решил было покончить с сочинительством. У меня и времени не оставалось заниматься литературой, поскольку я сдавал тогда экзамены за третий курс Оккультного университета на планете Камбикорн.
Вскоре после начала следующего семестра я познакомился с прекрасной Паскией, жительницей планеты Мида-3. Во время прогулки под метеоритным дождем, от которого мы прикрывались платиновым зонтиком, Паския рассказала душещипательную историю, поразившую мое воображение. История эта правдива, как «Краткий курс эволюции Вселенной», хотя я и считаю, что художественный вымысел гораздо интереснее жизненной правды. Но не в этом конкретном случае. Согласитесь – иногда даже в жизни случаются весьма поучительные истории.
Мидяне – не такая уж известная цивилизация, живут они, как я уже упоминал, на Миде-3, в системе, расположенной в самом конце четвертого галактического рукава, сразу за туманностью Ориона. Внешне мидяне похожи на людей. Мидячки выходят замуж за мидяков, а дети у них просто чудо.
Впрочем, это вряд ли привлекло бы мое внимание романиста. Но когда Паския рассказала, какая участь ожидает ее замечательное чадо в случае развода родителей, я в ужасе закрыл уши руками. Дело в том, что если, разлюбив друг друга, муж с женой собирались развестись, рожденные в браке дети подлежали немедленному и безоговорочному умерщвлению.
– Это почему же? – ужаснулся я. – Какое варварство!
– Шекет, – холодно возразила достойная Паския, – я же не комментирую ваш варварский обычай решать политические проблемы с помощью войн. Или это не массовое убийство себе подобных?
– Да, – смутился я, – но мы против этого боремся. Не исключено, что когда-нибудь войны вообще исчезнут…
– Тогда и будете критиковать наш древний замечательный обычай, – оборвала меня Паския и продолжила рассказ.
Детей убивали, и причина оказалась проста: чтобы выжить в холодном климате Миды, детям необходимо душевное тепло обоих родителей. Половинная порция приводила к медленному, но верному вырождению. С кем бы ни остался отпрыск после развода – с матерью или отцом, – он к двадцати годам превращался в тупое и жестокое создание, приносившее горе себе и окружающим.
– Наверное, мидяки и мидячки тысячу раз думают, прежде чем решаться на развод, не так ли? – осторожно спросил я.
– Семью скрепляет любовь, – твердо заявила Паския, сверля меня своим страстным взглядом. – Без любви развод неизбежен, это закон природы, зафиксированный в конституции.
– А дети…
– Что дети, если умирает любовь! Есть любовь – и дети будут, а нет – так какой смысл в детях? Вы согласны?
Я пожал плечами, но рассказ Паскии возбудил мою творческую фантазию. В ту же ночь, отказавшись от предложенных Паскией сексуальных утех, я уединился со своим компьютером и начал фантазировать роман, который назвал впоследствии «Мидия» по имени главной героини.
Сюжет прост. Жила на планете Мида-3 мидячка по имени Мидия, страстно любившая молодого героя, которого звали Озон. О, как она его любила! Ради него Мидия отправилась на планету Кавкузак-2, хотя терпеть не могла космических путешествий. Озон-то оказался на этой планете по служебной надобности: был послан с заданием добыть тонну чрезвычайно важного для промышленности редкомидного металла, название которого Паския сообщить мне не решилась по причине секретности. По-моему, она просто была не в курсе дела, но я не стал уличать собеседницу в небольшом отклонении от истины.