Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
Егорушка слушал Дегтярева и мысленно спорил с ним. Превратить юннатовский участок в какое-то опытное поле для всей школы? Они об этом уже говорили, и он, Копылов, был и будет против затеи Алексея Константиновича. Кто хочет стать юннатом, пусть вступает в кружок. А так всех водить да учить на опытном поле — только зря время тратить. Многие и не думают работать в колхозе! И даже смеялись над ним: «Егор Копылов мечтает стать агрономом! Огороды, поля, скотные дворы. Вот так мечта! Всё знакомое, и никуда не надо ехать. Ну и размечтался Егорка!» Так, значит, тех, кто над ним смеялся, ему водить по опытному участку? Кольку Камыша водить, птичьего царя! Нет, так не выйдет… Не для них он добывал живую землю и проводил с ней опыты.
— Смотри, твоя мать.
— Что? — встрепенулся Егорушка.
— Мать идет в школу.
Егорушка взглянул в окно и только после того, как Анна Степановна исчезла в подъезде, сказал:
— Наверное, пошла просить, чтобы дали ребят убирать капусту.
Егорушка ошибся. Анна Степановна пришла в школу, потому что ее вызвал Дегтярев, а зачем, она и сама не знала. Она поднялась в вестибюль и через длинный школьный коридор направилась к учительской. По обе стороны коридора поблескивали стеклянные двери классов, и из каждого класса доносились голоса, то тихие и порой едва слышные, то громкие, взволнованные, от которых даже слегка звенели стекла. Словно в неведомом лесу — ау-ау — перекликались малыши, солидно вели счет на черной доске второклассники, и кто-то звонко читал:
«Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела, Оглянуться не успела, как зима катит в глаза…»А дальше всё это, знакомое по собственному детству, сменилось со всем непонятными омами, параллелограммами и прочей мудростью старших классов, через которые Анна Степановна провела Егорушку, но до которых сама доучиться не смогла.
В учительской никого не было. Анна Степановна присела на диван и оглядела небольшую, хорошо знакомую ей комнату. Она не раз тут бывала, и тем не менее всё здесь вызывало ее любопытство. Ни в каком другом месте нельзя было встретить такие различные, не имеющие между собой ничего общего, вещи. Тут у большой, чуть ли не во всю стену, географической карты, словно готовясь к перелету через океан, стояли чучела водоплавающих птиц; человеческий скелет, слегка наклонив голову, как будто рассматривал динамомашину; а на столе поблескивали колбы химической аппаратуры, и лежали вперемешку карты севооборотов, гербарии и какая-то картина, изображающая морское сражение, где было столько огня и дыма, что за ними почти не видно было кораблей. Только в школе все эти вещи составляли единое целое, и если бы Анна Степановна кончила семилетку, то она смогла бы сказать, что сейчас шереметевские ребята проходят по физике, географии, химии и ботанике.
Прозвенел звонок. Анна Степановна хорошо знала всех учителей и к каждому из них у нее было какое-то особое чувство материнской благодарности. Вошел невысокого роста, с тщательно выбритой головой математик Антон Антонович, или, как ребята его зовут, «А в кубе»; за ним — учительница географии, маленькая седая Надежда Георгиевна, которую в Шереметевке помнят, когда она приехала учительствовать совсем молоденькой девушкой, как сейчас Катя, и, как Катенька, больше походившая на старшеклассницу, чем на учительницу; вот через учительскую в свой кабинет прошла директор школы Елизавета Васильевна. Ее уважали и побаивались не только ребята, но и родители, и тем не менее называли на селе не совсем почтительно: «дирик». С Анной Степановной она поздоровалась, как с хорошей знакомой, и шутя пригрозила: скоро придет к ее муженьку Семену Ивановичу ругаться, — опять колхоз подводит школу с подвозкой топлива. Похвалила Егорушку, — показал себя очень активным пионером
— Опять Егорка набедокурил? — спросила Анна Степановна.
— Что вы! Учебный год только начался.
— На школьном участке мог.
— Нет. Тут вопрос другой. Пройдемтесь, Анна Степановна!
Второй час у Дегтярева был свободен, и они, выйдя из учительской, направились к школьному опытному полю.
— Я вас просил прийти по одному очень важному делу, — сказал Дегтярев. — Видите ли, в этом году все семиклассники обязаны будут работать на опытном поле. Да и не только семиклассники. Я хочу добиться, чтобы каждый школьник знал, что такое орошение, умел вести полив и понимал, как ведется орошаемое хозяйство…
— Это вы хорошо решили, Алексей Константинович. Ведь только подумать, для иного земля — грязь и больше ничего…
— Сейчас начинается новый учебный год, надо провести выборы старосты, и я думаю о том, — а не помешает ли Егорушка задуманному большому делу?
— Что вы, что вы, Алексей Константинович! Да мой Егорка только и бредит опытным полем.
— Вы знаете, Анна Степановна, что я Егорушку очень люблю. Да, ему очень дорого опытное поле. Но по своей горячей натуре он забывает, что оно не только его, а и других юннатов, всей школы. Он против того, чтобы все школьники работали на опытном поле. Может ли он сейчас быть старостой? Нет! Понимаете, дело требует, чтобы староста был с другим характером, поспокойнее, рассудительнее и, если хотите, не такой ершистый, как Егорушка.
— Мне, матери, трудно вам что-нибудь сказать. Решайте сами.
— Я уже решил. Но как вы думаете, кто из ребят больше всего подойдет в старосты? Вы хорошо их знаете. Они у вас не раз в поле работали.
— Оленьку Дегтяреву, — почти не задумываясь, ответила Анна Степановна: — А если мой Егорка кричать будет, что она, мол, не юннатка, вы ему скажите, — Дегтярева настоящая колхозница! А это поважней! Так и скажите!
— Я подумаю и посоветуюсь с пионервожатой, — ответил Дегтярев, и с чувством уважения к этой женщине, которая шла рядом с ним, тронутый ее материнской тревогой за сына и в то же время ее правдивой строгостью к нему, он поклонился ей и сказал: — Я очень благодарен вам, что вы пришли и помогли мне, Анна Степановна.
В большую перемену Зойка разыскала во дворе Егорушку и Володю. Она отвела их в сторону и сообщила таинственно и многозначительно:
— Пошли в класс, есть важное дело.
Зойка была возбуждена, на ее коротко подстриженной голове торчал хохолок, глаза казались даже испуганными. Затащив ребят в класс, она закрыла за собой дверь, подперла ее спиной и проговорила с прежней многозначительностью:
— Ты, Егорка, больше не староста!
— Откуда ты знаешь? — спросил Володя.
— Сама слыхала, как Алексей Константинович говорил об этом с Екатериной Ильиничной.
— Подумаешь! — поспешил сказать Егорушка с независимым видом, стараясь за пренебрежением скрыть обиду. — Пусть выбирают другого.
— Уже выбрали! Честное слово, сама слыхала. Они сидели в пионерской комнате, а дверь была открыта. И знаешь, кого выбрали?
— Кроме тебя, некого! — снисходительно ответил Егорушка. Он уже начал сомневаться, а не разыгрывает ли его Зойка. — Лучше юнната нет!
— Нашли! Ольгу Дегтяреву!
Еще не прошла большая перемена, а весть о том, что Ольгу Дегтя реву Алексей Константинович хочет сделать старостой, облетела весь класс. Все знали о ее ссоре с Егором Копыловым, и потому новость стала предметом самого горячего обсуждения. Больше всех волновалась, шумела, выражала свои чувства Зойка. Сейчас она чувствовала себя борцом за справедливость против учительского произвола, и эту свою новую роль она играла с необыкновенным увлечением. Собрав вокруг себя ребят, размахивая руками, она произнесла короткую, но вдохновенную речь.