Литературный талант. Как написать бестселлер
Шрифт:
Поговорим подробнее об особенностях трех жанровых форм, имея в виду вопрос, который уже обсуждался в предыдущей главе: что выбрать? Должен ли начинающий литератор писать рассказы? Возможно, повести? Или стоит сразу замахнуться на роман?
Что выбрать?
После того как характеристики трех жанровых форм были сведены в таблицу, стоит еще раз вернуться к определению рассказа и романа. Итак, рассказ – повествование малого объема, обычно одноплановое, описывающее некое событие, происходящее за небольшой период времени в конкретном месте. Количество персонажей рассказа тоже невелико – два-три и не больше десятка, считая с проходными личностями. Как правило, рассказ посвящен одному эпизоду.
Наоборот, роман – произведение крупного объема, многоплановое, охватывающее
На страницах романа толпятся десятки, а иногда – сотни персонажей, в нем может быть не один, а два-три и более главных героев, белых, черных, меняющих окраску с течением лет или пестреньких (так сказать, неоднозначных и сложносочиненных). Наконец, в романе автор имеет возможность прямо обратиться к читателю и донести до него свое видение проблемы. Но главный признак романа все же заключается в том, что эта проблема его достойна – иными словами, вдохновившие автора события не могут быть описаны и раскрыты более кратко, в повести или тем более в рассказе.
Между рассказом и романом лежит повесть. Тема ее слишком велика для рассказа, но недостаточна для романа; в ней несколько эпизодов, десяток или более персонажей, два-три плана, события происходят в сравнительно недолгое время и в небольшом числе мест. Повесть – жанр промежуточный, границы ее условны, и весьма часто мы не можем сказать, что представляет собой история в 40–60 страниц – большой рассказ или маленькую повесть? Если же в ней двести страниц, то опять же неясно, повесть это или небольшой роман. Дело, как говорится, вкуса, но если в произведении 100–150 страниц, то с большой вероятностью оно окажется повестью.
Замечу, что роман и повесть не появились за последние пять-шесть столетий, но имеют более почтенный возраст. До наших дней дошли пять греческих романов, созданных во II–III веках н. э. – «Повесть о любви Херея и Каллирои», «Дафнис и Хлоя», «Эфиопика, или Теаген и Хариклея» и другие. Обычно это любовно-приключенческие истории. Действие разворачивается на экзотическом фоне – в Персии, Египте, Эфиопии. Их творцы предвосхитили многие условности остросюжетного жанра – и, в частности, такую: начало повести/романа должно быть интригующим, чтобы сразу захватить внимание читателя и подвигнуть его к чтению большого текста. Например, «Эфиопика» Гелиодора, роман на 250 страниц, начинается так: [3]
3
Греческий роман. – М.: Правда, 1988. – Прим. авт.
«День едва улыбался, и солнце своими лучами озаряло только вершины гор, когда какие-то люди, вооруженные по-разбойничьи, приостановились немного на перевале через возвышенность у впадения Нила, близ устья, называемого Геракловым, и окинули взором простирающееся перед ними море. Сперва они бросили взгляд вдаль, но море не обещало никакой добычи разбойникам; ничего там не было видно. Тогда привлекло их зрелище ближнего побережья, а было там вот что: у берега на причалах стояло грузовое судно, людей лишенное, товарами переполненное – об этом можно было судить даже издали, так как его тяжесть вытесняла воду до третьего корабельного пояса. А побережье было покрыто телами только что сраженных – одни уже умерли, другие, полумертвые, еще корчились, и это доказывало, что битва прекратилась недавно. И не только признаки битвы виднелись, но примешивались сюда и жалостные остатки злосчастного пира, кончившегося битвой: столы, то еще уставленные яствами, то поваленные на землю, – и руки умирающих все еще хватались за них, для некоторых они были вместо оружия в бою, ведь без подготовки завязалась битва, – то укрывавшие забравшихся под них людей, которые надеялись там спастись; опрокинутые чаши, выпавшие из рук тех, кто пил из них, и тех, кто пользовался ими вместо камней. Внезапность бедствия заставила по-новому применить их и научила пользоваться чашами, как метательными
Начало весьма занимательное – разбойники, корабль с богатствами и таинственное побоище. Дальше становится еще интереснее: разбойники видят красавицу девицу с луком и колчаном, а у ее ног – изнемогающего от ран юношу, тоже, разумеется, красавца:
«…он цвел мужественной красотой, и его щеки, обагренные стекающей кровью, блистали белизной еще больше. От мук смыкались его глаза, но вид девушки привлекал их к себе, и это заставляло глаза смотреть – ведь на нее они глядели».
Очень яркий текст, хотя и несколько архаичный.
Продолжим сравнение романа и рассказа, пользуясь нашими опорными вехами, историями Вальтера Скотта и О. Генри. Вот начало «Айвенго» – далеко не такое интригующее, как у греческого романа двухтысячелетней давности:
«В той живописной местности веселой Англии, которая орошается рекою Дон, в давние времена простирались обширные леса, покрывавшие большую часть красивейших холмов и долин, лежащих между Шеффилдом и Донкастером. Остатки этих огромных лесов и поныне видны вокруг дворянских замков Уэнтворт, Уорнклиф-парк и близ Ротерхема. По преданию, здесь некогда обитал сказочный уонтлейский дракон; здесь происходили ожесточенные битвы во время междоусобных войн Белой и Алой Розы; и здесь же в старину собирались ватаги тех отважных разбойников, подвиги и деяния которых прославлены в народных песнях.
Таково главное место действия нашей повести, по времени же – описываемые в ней события относятся к концу царствования Ричарда I, когда возвращение короля из долгого плена казалось желанным, но уже невозможным событием отчаявшимся подданным, которые подвергались бесконечным притеснениям знати. Феодалы, получившие непомерную власть в царствование Стефана, но вынужденные подчиняться королевской власти благоразумного Генриха II, теперь снова бесчинствовали, как в прежние времена; пренебрегая слабыми попытками английского государственного совета ограничить их произвол, они укрепляли свои замки, увеличивали число вассалов, принуждали к повиновению и вассальной зависимости всю округу; каждый феодал стремился собрать и возглавить такое войско, которое дало бы ему возможность стать влиятельным лицом в приближающихся государственных потрясениях».
Это два первых абзаца первой главы, а за ними следуют еще две страницы обширного исторического экскурса. Затем на семи страницах описаны свинопас Гурт и шут Вамба, а во второй главе (четырнадцать страниц) – храмовник Буагильбер, аббат Эймер и их свита. Интрига завяжется не раньше пятой главы, когда Айвенго, никем не узнанный в одежде пилигрима, станет противоречить Буагильберу. До этого автор описывает своих героев, их быт и мнения по разным поводам. Сведения о внешнем виде сообщаются с исключительной подробностью. Вот описание Гурта:
«…человек угрюмый и на вид свирепый. Одежда его состояла из одной кожаной куртки, сшитой из дубленой шкуры какого-то зверя, мехом вверх; от времени мех так вытерся, что по немногим оставшимся клочкам невозможно было определить, какому животному он принадлежал. Это первобытное одеяние покрывало своего хозяина от шеи до колен и заменяло ему все части обычной одежды. Ворот был так широк, что куртка надевалась через голову, как наши рубашки или старинная кольчуга. Чтобы куртка плотнее прилегала к телу, ее перетягивал широкий кожаный пояс с медной застежкой. К поясу была привешена с одной стороны сумка, с другой – бараний рог с дудочкой. За поясом торчал длинный широкий нож с роговой рукояткой; такие ножи выделывались тут же, по соседству, и были известны уже тогда под названием шеффилдских. На ногах у этого человека были башмаки, похожие на сандалии, с ремнями из медвежьей кожи, а более тонкие и узкие ремни обвивали икры, оставляя колени обнаженными, как принято у шотландцев. Голова его была ничем не защищена, кроме густых спутанных волос, выцветших от солнца и принявших темно-рыжий, ржавый оттенок и резко отличавшихся от светло-русой, скорей даже янтарного цвета, большой бороды».