Литейный мост
Шрифт:
Федя готовила речь, она знала, что и как нужно сказать одноклассникам, но, встретив явную незаинтересованность ребят, смутилась и брякнула первое пришедшее в голову:
– Я хочу сказать, что Валерия Ивановна не права.
В комнате стало так тихо, что было слышно электрическое потрескивание пузырьков газа в бокалах.
– Ну-ну? – послышался чей-то смешок.
Федя поняла, что проиграла с первого хода, но сдаваться пока не собиралась.
– Да, – громко сказала она, – наша любимая и замечательная Валерия Ивановна не права в том, что нам всем нужно уезжать. Я считаю, что это не так. Уехать мы всегда успеем…
– А вот это не факт, – перебил ее Артем Григорьев, в прошлом году лучший в городе по истории. – Мои родители сейчас жалеют, что не послушали в свое время друзей. Всё из-за юношеских патриотических идей. Их друзья теперь в Штатах, в Оклахомском читают историю славянских народов.
– Ну, твои тоже в универе, в нашем, питерском, насколько я в курсе, – парировал Кирилл.
Артем произнес, презрительно кривя губы:
– Тебе разницу в окладах сказать? Или сам умный, догадаешься?
– Вот и я про это. – Игорь Егоров поднялся с дивана и, давая понять, что разговор считает несостоятельным, сделал пару шагов к выходу. – Людям нужно деньги зарабатывать. То есть работать там, где платят.
– А здесь что, нельзя заработать? – Федя сделала отчаянную попытку все-таки донести до одноклассников свою идею.
– Нельзя, – кивая, как китайский болванчик, произнес Игорь.
– Да ну? А моим родителям удается, – с вызовом произнесла Федя.
– Не смеши меня! – Игорь махнул рукой. – Где твоя «тачка»? А юбочка твоя от «Версаче» или в «Галерее» на Лиговке купила, на школьном базаре? Ты на осенние каникулы куда поедешь, на Мальдивы или на Мальту?
– Нам хватает того, что есть!.. – насупившись, начала возражать Федя.
Но Игорь даже не слушал ее, он все так же с усмешкой и неким пренебрежением продолжал:
– А я – на Маврикий. Отец уже билеты купил. Кирилл, ты, думаю, тоже на своей загородной вилле «Шесть соток» кайф от сырости ловить будешь, а мог бы на горнолыжном курорте в Альпах зажигать. Нюшка, а тебе что, Турция светит, я угадал?
Нюша сложила руки на груди и, поджав губы, смотрела на Игоря.
– Не твое дело! – прошипела она.
– Конечно, не мое! – усмехнулся Игорь. – Мое дело – окончить эту школу, взять из нее все, что возможно, а вот в универ здесь поступать не буду. В нашей стране экономике учить некому, судя по всему. Ребята, я пойду. Мне некогда. Нужно латынь подтягивать. На фиг нужна, а без нее аттестата не будет. Всем привет! Развлекайтесь! – И он вышел из комнаты.
– Стой! – Кирилл бросился за ним в коридор. – Ты даже не выслушал ее!
– Нечего слушать, – ответил Игорь уже из прихожей.
– Игорь, подожди меня. – Нюша подхватила сумку и быстро направилась к дверям.
– Ребята, ну дайте хотя бы пару минут! – в голосе Феди звучало отчаяние.
Обычно ее сначала выслушивали, а потом спорили, не соглашались, даже высмеивали или, наоборот, загорались ее идеями и развивали их, превращая иногда основную мысль в прямо противоположную. Но это было интересно и говорило о том, что все они друзья и по большому счету заодно.
– Знаешь, Федя… – Катя Сокольская подошла совсем близко и положила руку на плечо одноклассницы. – Тебе нужно чуть-чуть повзрослеть. True-патриотизм вот такой – для маленьких. В начальной школе проходят. Кирилл, проводи меня, а потом успокой свою малышку.
Это был удар ниже пояса: до сих пор ребята никогда не намекали на возраст Феди. Но это полбеды. Катя осмелилась вторгнуться в личные отношения, давая понять, что ей очень много известно.
Федя стояла посреди комнаты замерев, не понимая пока или не желая понимать, что происходит. Слышала смешки и какие-то шутки по поводу их скоротечного собрания, что Федя побила рекорд выступлений, видела, как ребята засобирались, стали выходить из комнаты, огибая Федю, словно мебель. Она посмотрела в распахнутую дверь, в коридор, ведущий в прихожую, на то, как Кирилл пожимает руки уходящим и смущенно улыбается им.
Наконец он вернулся в кабинет.
– Ну не вышло пока, – пожал он плечами. – Да что ты стоишь? Садись. Знаешь, ведь это их дело.
Она молча смотрела на него, и он, чувствуя себя виноватым, пытался как-то сгладить произошедшее:
– Расслабься. Забей. Ты не можешь без Питера, а они не могут в Питере. Это ты, а то они. Свобода выбора, в конце концов. И правда, ты же не знаешь, что ты будешь думать по этому поводу через год.
– Что? – Федя словно не расслышала его последних слов.
И он решил их не повторять, а как-то сменить тему:
– Ну Федь, брось. Может, они не готовы, я не знаю…
– Ты говорил – индиго, – наконец произнесла она. – Но они ничего не чувствуют. Абсолютно. Они такие же, как взрослые, которых они не любят, даже презирают. Разве они знают точно, как там и как здесь. Они повторяют чужие слова, думают чужие мысли, хотят прожить чужие жизни!
Кирилл подошел к ней и попытался взять ее за руку, но она резко отшатнулась.
– Не трогай меня! Не прикасайся ко мне никогда, слышишь! Ведь ты с ними заодно! Ведь ты все равно собираешься отваливать! Ведь собираешься, да?
– Это возможно, – строго сказал Кирилл. – Я решу через год и тебе советую подумать.
– Через год? – Федя уже ревела и даже не пыталась этого скрыть, она размазывала слезы по щекам и кричала: – Ты через год решишь, предавать ли город, который рассчитывает на тебя, на твои мозги, твою энергию, твою совесть! Да, совесть! Вы все так ненавидите это пафосное слово! А мне оно нравится, представляешь? И я уже решила, что лучше погибну здесь на баррикадах, как ты сказал, потому что там я просто погибну как личность, как индиго.