Лиза Маякина
Шрифт:
Лиза молча встала и не дослушав подругу, отправилась заполнять карточки. Нужно было чем-то себя занять, но как назло поганая мысль все вертелась в голове. Что же это я забыла, думала Лиза, записала бы, что ли, на бумажке... На фоне общей трагедии ее жизни такая пустяковина выглядела совершенно нелепой, однако по-прежнему не давала покоя и будоражила ум. К вечеру все утренние разговоры позабылись; осталось лишь это несостоявшееся воспоминание, все больше и больше забиравшее Лизу под свое мрачное крыло. Она впала в какую-то тупую задумчивость -- впала до такой степени, что столкнувшись на выходе со Светланой Карповной, никак на нее не отреагировала.
– - До свидания, Маякина, -- оскорбленно понеслось ей вслед, но Лиза была безучастна.
Придя домой, она принялась разогревать вчерашнюю картошку, но развела слишком большой огонь и картошка сгорела, а кухню заволок удушливый чад. Лиза швырнула сковороду в раковину и, включив телевизор, забилась в кресло. Передавали что-то о загранице; видно было плохо из-за помех, но звук оказался более-менее различим. Какой-то развязный тип с микрофоном стоял на людном перекрестке, по которому взад-вперед сновали повозки, велосипеды и отчего-то коровы; Индия -- догадалась Лиза.
– - Мы ведем наш репортаж из Бенгалии, -- весело сообщил тип.
– - Здесь, в маленьком городке... (тут телевизор зашипел, и название исчезло в небытии), правоверные индуисты отмечают очередную годовщину со дня трагической гибели Шри Бхагавана Сатья -- выдающегося учителя и борца за свободу Индии. Его здесь почитают как святого, приносят жертвы и молятся об исполнении желаний....
Лиза от скуки ненадолго вздремнула, а когда открыла глаза, по экрану снова ездили повозки и ходили коровы.
– - ...местные жители рассказали нашей съемочной группе прекрасную легенду. Когда тело Шри Сатья было возложено на погребальный костер, его верная жена, Чандра Кумари, вошла в огонь и припала к ногам любимого мужа. В это мгновение с небес раздался голос Шри Сатья: он поклялся, что во всех следующих рождениях будет искать свою жену. Сати -- самосожжение вдов -известный в Индии обычай, однако из-за его крайней жестокости...
Здесь Лиза окончательно заснула. Ей снилось, что она колотится головой обо что-то твердое -- это была стена или запертая дверь, -- разбивая лоб до крови. Проснувшись от ужаса и боли, Лиза поняла, что неотрывно пытается вспомнить то, что совсем недавно забыла.
– - О Господи, -- пробормотала она, кутаясь в ночную сорочку, и неожиданно даже для самой себя громко и отчетливо произнесла: -- Ебанулась.
Тотчас ей сделалось стыдно и противно, а потом заноза вновь начала сверлить мозг, и стало до того невыносимо, что Лиза опустилась на пол и в голос завыла. Немного поголосив, она взяла себя в руки и, пошатываясь, вышла на балкон. С девятого этажа открывалась мерцающая панорама ночного города: огни, невнятные силуэты зданий, далекая телевышка. Ветер доносил аромат липы и лай собак. Лиза заглянула за перила, и тьма показалась ей родной и знакомой, словно море из детства. Она встала на цыпочки, и тапки незаметно оторвались от пола. Побалансировав некоторое время, Лиза приняла решение. Она уселась на перила спиной к ночи, сбросила тапки и, глубоко вдохнув набежавшую липовую волну, приготовилась. Внезапно новый порыв ветра донес знакомую мелодию. Отвлекшись на секунду от судьбоносного действа, Лиза прислушалась. Ла Тойя Джексон, пронеслось в голове. Ла Тойя, Ла Тойя... И вдруг заноза в мозгу взорвалась тысячью обжигающий брызг (Лиза почему-то подумала о сталеварах) -- Ла Тойя, Ла Тойя -- кто я?! Именно этот вопрос она безмолвно задавала себе с непонятным упрямством.
Кто я? Кто я?.. Н-да. Лиза слезла с перил и молча побрела в кухню. Чад почти развеялся; теперь просто немного пахло жареной картошкой. Она открыла холодильник, нашла пакетик творога и принялась с жадностью глотать кусок за куском. Кто я? Ну как же, говорила она себе, давясь творогом, чтобы не сойти с ума, я -- Лиза Маякина, Елизавета, можно сказать, Петровна, историческое имя, хотите -- посмотрите в энциклопедии. Я младший библиотекарь, окончила, если хотите знать, институт культуры, красный диплом, между прочим, одни пятерки. Зарплата -- 150 рэ, но зато платят вовремя, без задержек. Вот. Кто я? Ну как... Здесь Лиза запнулась, словно бы обнаружив невидимую преграду. Если я, рассуждала она, говорю о себе Лиза Маякина, то она, то есть Лиза, это уже не совсем я, или как? То есть если кто-то говорит о ком-то, значит этот кто-то -- не Лиза Маякина, так я понимаю? Пойдем дальше. Про Лизу мы уже все поняли, ладно, а я -- то есть кто я?..
Неизвестно, чем бы закончился этот метафизический монолог, если бы Лиза не упала в обморок и не провела в нем остаток ночи, однако, придя в чувство, она убедилась, что во сне упорно и сосредоточенно задавала себе один и тот же вопрос: кто я? Не в силах больше выносить эту тяжесть, Лиза как была в одной сорочке выбежала на улицу. Не замечая изумленных взглядов прохожих, она вскочила в троллейбус, и он выбросил ее прямо в давешнюю лужу. Лиза отчаянно прыгнула босыми ногами, и холодные брызги обожгли живот. Нищий у метро смерил Лизу пронзительным взглядом. Раскинув руки, она побежала к нему и вдруг ни с того ни с сего выпалила: "Кто я?!!"
Старик осторожно взял ее за руку и чуть потянул к себе. Лиза повиновалась. Едкий смрад словно бы не касался ее ноздрей, да и сама она совершенно не отдавала себе отчета в происходящем.
– - Ты разве не знаешь?
– - ласково сказал он.
– - Ты -- Лиза Маякина.
– - Нет, нет!
– - воскликнула Лиза.
– - Ни за что.
– - А ты уверена?
– - старик прищурился и заглянул ей в глаза.
– - Будь что будет, -- прошептала Лиза.
Старик снял с шеи четки и осторожно, как гремучую змею, одел на Лизу.
– - Ой!
– - шарахнулась она.
– - А теперь как?
– - улыбаясь спросил старик.
– - Жжет, жжет!
– - закричала Лиза, -- не хочу-у!
Прохожие начали оборачиваться; из-за угла показался милиционер.
– - У нас мало времени, -- быстро сказал старик.
– - Кто я?!
– - из последних сил вскрикнула Лиза.
– - Смотри.
Кругом бушевало пламя, и ничего нельзя было разобрать. Прямо перед глазами она увидела черные обгорелые ступни. Кожа на них вздувалась волдырями и лопалась, обдавая Лизу фонтанчиком кипящих брызг.
– - Помогите, -- прошептала она.
Вокруг начал собираться народ. Кто-то запел песню на непонятном языке, а еще один человек ритмично ударял в маленький барабан. "Ом намах Шивайя", -- охнула какая-то баба в платке. Чернявый карапуз заверещал у нее на руках. Милиционер сложил руки на груди и поклонился Лизе.
– - Проснулась?
– - улыбаясь, спросил старик. Его счастливое лицо светилось однородным белым сиянием.
– - Ну держись! Недолго осталось.
Толпа приобрела какой-то призрачный вид и понемногу растворилась в ясном свете, который источало лицо старика. Постепенно растворялась и Лиза Маякина, уступая место той, другой, которая уже десять тысяч кальп задавала себе один и тот же вопрос: кто я? Собственно этот вопрос, обращенный сам себе, был единственным ответом и объектом в бесконечном сиянии, да и то, не зная, куда себя девать, исчез.