«Лиззи Борден, взяв топорик...»
Шрифт:
Этой женщиной была… Лиззи Борден.
Стали проверять показания Лиззи о том, что ее мачеху вызвали из дома запиской. Никакой такой записки не обнаружили.
Но у следователей и без того хватало работы. В подвале они нашли топор со сломанной ручкой. Этот топор недавно мыли, потом посыпали золой. Вода и зола скрывали кровь…
Шок, жара, всеобщее смятение — все это сыграло свою роль в дальнейших событиях. Полиция вскоре удалилась, так и не предприняв никаких действий. Дело было отложено до проведения официального дознания. В конце концов Эндрю Джексон Борден был состоятельным гражданином, его жена известной
Дни проходили под пеленой зноя и сплетен. Подруга Лиззи, Марион Рассел, на третий день после происшествия зашла в дом и застала Лиззи за сжиганием своего платья.
— Оно испачкалось в краске, — объяснила Лиззи.
Марион Рассел помнила это платье — оно было на Лиззи в день убийства.
Немедленно состоялось дознание и вынесен неминуемый вердикт. Лиззи Борден была арестована по обвинению в двух убийствах.
За дело взялась пресса. Прихожане сочувствовали Лиззи Борден. «Сестры-плакальщицы» [2] писали о ней взахлеб. За полгода, прошедшие до судебного процесса, это преступление получило международную огласку.
2
«Сестры-плакалыцицы» — журналисты, пишущие сенсационные или сентиментальные статьи.
Но ничего нового так и не было обнаружено.
За тринадцать дней, в течение которых шел судебный процесс, удивительная история не претерпела никаких изменений.
Почему утонченная старая дева из Новой Англии ни с того ни с сего убивает топором отца и мачеху, а потом смело «обнаруживает» трупы и вызывает полицию?
Обвинение не могло дать никакого убедительного объяснения. 20 июня 1893 года жюри присяжных после длительных обсуждений признало Лиззи Борден невиновной.
Лиззи уехала домой и жила много лет очень уединенно. Подозрения с нее были сняты, но правда о случившемся так и ушла вместе с ней в могилу.
Остались только маленькие девочки, которые, прыгая через веревочку, торжественно напевали:
Лиззи Борден,взяв топорик,Маму тюкнула раз сорок.А, увидев результат.Папу — разиков пятьдесят.Вот такую историю я рассказал Аните — ее вы можете прочитать в справочниках, где упоминаются знаменитые преступники.
Анита слушала, не перебивая, но я обратил внимание, как у нее перехватывало дыхание, когда упоминал некоторые схожие детали. Жаркий день… амбар… рыболовные грузила… внезапный сон… внезапное пробуждение… возвращение в дом… обнаружение тела… топор…
Только когда закончил свой рассказ, Анита произнесла:
— Джим, зачем ты мне рассказал все это? Не хочешь ли сказать, что это я напала на дядю с топором?
— Ничего не хочу сказать, — ответил я. — Меня только поразила схожесть этого случая с делом Лиззи Борден.
— А как ты думаешь, что на самом деле произошло, Джим? Я имею в виду Лиззи Борден.
— Не знаю, — медленно проговорил я. — Я думал, ты
— Может быть, это то же самое? — прошептала Анита. И глаза ее страшно сверкнули в темной комнате. — Ты знаешь, я рассказывала тебе про свои сны. Про «инкубуса». Может быть, и Лиззи Борден видела такие сны; может быть, из ее спящего мозга вышло существо; это существо могло взять топор и убить…
Анита почувствовала мое внутреннее сопротивление этой версии, но это не остановило ее.
— Дядя Гидеон знал о таких вещах. Во сне на тебя опускается злой дух. Он обретает реальность и совершает преступление. Не могло ли подобное существо вползти в дом, пока я спала, и убить дядю Гидеона?
Покачав в сомнении головой, я сказал:
— Ты знаешь, какая будет реакция полиции на такие твои объяснения. Нам лучше молчать о снах и прочих потусторонних тайнах. Единственное, что нужно сделать в этой ситуации, это найти орудие преступления.
Мы вместе вышли в холл, рука об руку прошли по тихим духовкам, в которые превратились комнаты старого дома. Всюду была пыль и ощущение заброшенности. Только кухня хранила следы недавнего пребывания хозяев.
Никакого топора мы нигде не нашли. Для того чтобы обследовать подвал, требовалась смелость. Но Анита не возражала, и мы стали спускаться по темной лестнице.
В подвале не оказалось ни одного острого предмета.
Тогда мы поднялись на второй этаж и обыскали первую комнату, затем маленькую спальню Аниты и, наконец, остановились перед дверью в покои Гидеона Годфри.
— Она заперта, — сказал я. — Это странно.
— Нет, — возразила Анита. — Дядя всегда запирал ее. Ключ, должно быть, внизу, у… него.
— Я принесу.
Когда я вернулся с ржавым ключом, то застал Аниту в крайнем волнении. Она дрожала.
— Я не пойду туда. Я боюсь. Он, бывало, запирался там, и я слышала по ночам, как он молился. Но не Богу…
— Тогда подожди здесь.
Повернул ключ, открыл дверь и переступил через порог.
Гидеон Годфри, должно быть, сам помешался. Может, он и строил хитроумные планы, как свести с ума свою племянницу. Но и в колдовство он, действительно, верил.
Об этом можно было судить по содержимому комнаты. Я увидел его книги, а также грубо нарисованные мелом круги на полу; буквально десятки таких кругов, торопливо стертых и затем нарисованных заново. На одной стене голубым мелом были начертаны странные геометрические фигуры, стены и пол были закапаны воском от горевших свечей.
В тяжелом, затхлом воздухе чувствовались остатки острых запахов благовоний. Я заметил в комнате только один острый предмет — длинный серебряный нож, лежавший на ночном столике рядом с оловянной миской. Нож выглядел заржавленным, красного цвета…
Но он не был орудием убийства, это точно. Стал искать топор, но не нашел.
Я вышел в холл к Аните.
— Где еще можно поискать? — спросил я. — Есть еще комнаты?
— Может, в амбаре, — предложила Анита.
— Но мы еще не осмотрели гостиную, — возразил я.
— Не проси, чтобы я снова туда вошла, — умоляющим голосом сказала Анита. — Туда, где лежит он. Ты посмотри там, а я пойду в амбар.
Внизу мы расстались. Она вышла через боковую дверь, а я снова вошел в гостиную.
Посмотрел за стульями, под софой. И ничего не нашел. Было жарко и тихо. У меня закружилась голова.