Логофет Базилевса
Шрифт:
Когда Джурай хан увидел почти правильное кольцо урусутских кибиток , его в первый раз кольнуло неприятное чувство, будто он что-то сделал не так. Но, отступать было поздно, и он отбросил это чувство, выхватив лук, наложил первую стрелу, и с гортанным кличем пришпорил коня.
Половцы наступали полукругом, на ходу они подняли луки и тысячи стрел взлетели в воздух. Раздался жесткий стук в защитные щиты, но ни одна стрела не смогла пробить дубовую древесину.
– Интересно,- подумал я,- наверно сейчас снаружи телеги станут похожи на гигантских ежиков.
Половцы все приближались,
Вступили в дело арбалетчики, и всадники, не успевшие выехать из зоны поражения, начали десятками сыпаться на землю.
Сзади меня послышался крик, я обернулся. Ратибор был уже на коне, и за ним уже садились в седла, ожидавшие этого момента пятьсот всадников, только около десяти человек громко ругались, стоя около лежащих коней, убитых нечаянными стрелами.
Возчики быстро растащили две телеги и скопившиеся у тесного прохода всадники с диким криком бросились в погоню за убегающим противником.
Вечерело, мы встали лагерем тут же на месте боя. Горели костры, на которых готовилась вареная конина, сегодня у нас, ее было навалом.. Между лежащими невдалеке трупами половцев и их лошадей бродили поисковая команда, все раненые уже были добиты, и шел натуральный шмон. В глазах наших ратников все имело свою цену. Но самое главное - это оружие, а оно у половцев было очень даже неплохое. И гора шлемов, лат, панцирей, складываемая около лагеря становилась все больше и больше.
Я подошел, наклонился и поднял блестящий остроконечный шлем, отделанный золотом, по нему арабской вязью были выгравированы суры из корана.
– Вот ведь, что может делать судьба,- думалось мне,- когда-то мастер из Дамаска сделал этот шлем, его наверняка носил какой-нибудь арабский богатый воин, потом он, какими то причудливыми путями попал к половцам, которые даже не знают, что написано на шлеме. А шлем то дорогой, скорее всего сегодня именно он был на голове хана теперь он будет, защищать русских воинов.
Уже начали появляться звезды, когда появилась наша кавалерия.
Ратибор почти сполз с коня, и устало развалился у костра. Жадно выпил из бурдюка несколько глотков вина, вытер намокшие усы.
– Не получилось,- сказал он огорченно,- слишком мало нас, я то надеялся все кочевье с ходу взять, но они почти все одвуконь были и оторвались, и как мы, кочевье успели свое загородить. Но все равно и так почти половину посекли, а эти наверно уйдут. Эх, если б Ярополк с дружинами подошел, мы бы их всех прикончили.
Гзак, сидел в кибитке один, все женщины были на улице и громко кричали, оплакивая погибших. Он же в который раз вспоминал,
Сам Буняк, узнав о размерах каравана, зевнул и сказал, что он не такой нищий и не поднимет свой зад ради такой добычи, его ждут города урусутов и их белокожие женщины, которые заплачут от счастья, увидев его член. Но воинам он в поход идти разрешил.
А сейчас почти все воины Буняка, стремившиеся показать свою удаль, не слушавшие хана, мертвы. Его отец также погиб и лежит сейчас неупокоенный рядом с лагерем урусутов.
Проклятые урусские шаманы, когда они устроили жуткий грохот и дымсразу упали сотни воинов, лошади испугались и понесли, да и воины были оглушены и напуганы, все ожидали, что сейчас вновь раздастся грохот, но вместо этого вокруг начали падать лошади и люди, пораженные короткими толстыми стрелами. Но людей на повозках урусутов не было видно. Это оказалось последней каплей, все повернули назад и стали разбегаться по степи. Из-за кибиток начали выскакивать конные ратники урусутов и, с воем и криками, подняв мечи, и сабли кинулись в погоню за убегающими врагами.
Гзак заскрипел зубами, он тоже бежал, он - сын хана, а теперь и сам хан. От злости у него даже выступили слезы, он хлюпнул носом, вытер его рукавом и вышел из кибитки. Вокруг царила суета, его кочевье собиралось в дорогу, бежать от колдунов. Воины, разъехавшиеся по соседним кочевьям, тоже наверно собирали свои семьи и готовились в путь. Они не могут даже предать своих мертвых земле. Нет! Он не оставит своего отца лежать на съедения воронам и стервятникам.
Когда он спустился, его уже ожидали нукера:
– Хан,- обратился старший из них с поклоном к Гзаку,- кочевье собралось в дорогу, мы ждем твоих приказов.
– Скажите мне, что Берзак, погиб или нет?- спросил новый хан у нукеров.
– Нет Берзак, благословение богам жив и здоров.
– Передайте ему, что его ждет к себе хан.
Через несколько минут к Гзаку подошел Берзак и низко поклонился. Как всегда, когда Гзак смотрел на этого воина, у него по спине бегали мурашки, и появлялся озноб. Еще совсем мальчишкой он вместе с товарищами восторженно кричал, когда их родич боролся с соперниками, теми немногочисленными глупцами рискнувшими выйти против него. Заканчивалось это всегда одинаково, Берзак, небрежным движением руки, с треском ломал позвоночник соперника, и если был в хорошем настроении, то сворачивал шею.
Но вот уже несколько лет таких глупцов не находилось, и Берзак развлекался тем, что издевался над своими рабами и многочисленными женами. Он был достаточно умен, чтобы не трогать соседей, потому, что понимал, что умрет быстро, ведь ему тоже иногда надо спать. Но с ним тоже никто никогда не ссорился.
– Хан, прогудел мощным басом Берзак, глядя на него сверху вниз и закрывая собой окружающее,- я пришел и слушаю тебя.
– Берзак, мы сейчас собираем всех воинов кочевья и идем к месту нашего позора. Ты вызываешь поединщика урусутов на смертный бой, если там есть мужчины, они не будут сидеть под защитой грома шаманов. А ты победишь, и мы вернем себе все, что вчера потеряли.