Логофет Василевса

Сапаров Александр Юрьевич

В спину эмиру уперлась сабля, и он оставался, неподвижен, хотя в нем кипел котел ярости:

– Проклятые гяуры! Напасть во время молитвы, зайти в Мечеть в обуви, шайтаны проклятые!

Он неожиданно почувствовал, как острие сабли, упершееся ему в спину, исчезло. Его подхватили с обеих сторон и поставили на ноги. Перед ним стоял очень высокий огромный русский батыр.

– Прости эмир, что мы осквернили вашу мечеть, но это война, ничего не поделаешь, -перевел толмач его слова,- мы же не виноваты, что Аллах дал вам такое наказание- молится, в то время,

когда надо защищать свою жизнь и семью.

Пока он говорил с эмиром, половцы быстро вязали всех находящихся в мечети и выводили наружу. А из прохода, куда убежал мулла, скоро появились два половца, подталкивая священнослужителя саблями в спину. Тот шел, крепко прижимая к себе Коран и шепча проклятия.

Когда эмира вывели из мечети, то он увидел, как вокруг деловито хозяйничают половцы и русы, вынося все добро из домов. То здесь то там лежали трупы стражников, до которых никому не было дела. Из-за стен цитадели еще кое где доносился шум схваток, но их становилось все меньше.

Эмир шел по двору, и в его душе нарастало отчаяние. Его провели, как мальчишку. Все шпионы и его военачальники были уверены, что Глеб пойдет на Булгар, до него было гораздо ближе, а они, как птицы, за два дня добрались до него.

К его удивлению, за стенами цитадели не поднималось дымов, обычных для войны.

– Почему ты не зажег город,- обратился он к идущему рядом князю. Тот выслушал толмача и пожав плечами ответил:

– А зачем, кто убивает овцу ради того, чтобы состричь шерсть? И к тому же если в будущем он хочет забрать ее к себе в стадо.

Эмира провели в его роскошный приемный зал, где на разукрашенный трон нагло забрался Глеб, рядом с эмиром поставили, давно уже находящегося здесь визиря Махмуда.

– Алтынбек,- обратился, к эмиру Глеб,- сейчас ты в плену, а город и страна, которую ты обязан защищать, в моих руках. Как, я тебе уже намекнул, в моих планах, взять Булгарию под себя, к сожалению, у меня пока нет столько сил, чтобы ее удержать сейчас, но с твоей помощью я надеюсь, в будущем это случится быстрее, чем я надеялся.

Мы оставим твой город целым и невредимым, вот только все золото и серебро, будет моим, все рабы которые есть в городе будут моими и все мастера Биляра с семьями уйдут со мной.

Если ты понял, то сейчас обговоришь все это со своим визирем и муфтием, как выполнить наши требования быстрее и безопасней для вас, а потом вы останетесь жить, как раньше в своем городе, даю слово князя, которое я никогда не нарушал. Да и еще, ты подпишешь договор, по которому все купцы, торгующие с моей тамгой, будут беспрепятственно проходить по Итилю в обе стороны, без уплаты пошлины. Все остальные меня не интересуют, можешь драть с них сколько хочешь. Ну, конечно, и твои купцы смогут торговать у меня Таматархе и Корчеве беспошлинно.

Сейчас я вас оставлю, к вам присоединяться еще несколько купцов и муфтиев, но думайте быстрее, до захода солнца я должен знать ваш ответ, в противном случае начнутся казни.

Мы оставляли разграбленный Биляр, он выглядел непривычно пустым. Половцы и русы вычистили его, как

пылесосом. Все пригороды где селились, оружейники, кузнецы. ювелиры были пусты. Я забрал их всех. На стенах цитадели она пиках остались торчать головы моих воинов половцев и русов, которые не восприняли приказ воздержаться от пожаров и убийств, хотя им было ясно сказано, что убийство и пожары без причин -это прямой ущерб князю.

Полноводная река, протекавшая мимо города, которая ничем не напоминала Малый Черемшан моего времени, казалось, вышла из берегов, так много различных судов и суденышек собралось в ней. В этих лодиях лежал выкуп эмира за себя и другие знатные семейства, а также все, что было обнаружено в домах горожан. Во всех лодках на веслах сидели бывшие рабы, по виду которых нельзя было сказать, что они очень обрадовались изменению своего положения, хотя киевляне уже объяснили им, что они будут свободными людьми в Корчеве, однако они видели множество половцев с нами, и вовсе не были уверены в словах, говоривших о свободе воинов. В лодках стоял, крик и плач женщин и детей, увозимых в неизвестность. Мужчины, которые понимали, что не просто так вместе с ними увозят их семьи, были угрюмы, но спокойны, им уже было сказано, что они все будут мастерами князя Глеба.

По сигналу вся эта флотилия двинулась вниз по течению реки в Большой Черемшан а из него в Итиль и вниз по течению, туда, где когда-то будет начинаться Волго-Донской канал. Там нас уже должны были ожидать мои войска оставленные у границ Булгарии.

Несколько тревожных дней мы провели, сопровождая по берегу флотилию до Итиля, так, как ее вполне можно было перехватить на мелководных излучинах рек, и только когда все суда вошли на широкие волжские просторы, я несколько успокоился. С помощью этих же судов мы переправились на другой берег, что заняло почти двое суток, и потом пошли вслед за ушедшими судами, оставив на противоположном берегу преследующие нас войска булгар.

Я полулежал на софе в своем дворце в Таматархе и лениво брал из чаши, стоявшей на низком резном столике виноградные гроздья. Конечно, это был не виноград моего времени крупный, сладкий и без косточек, но этот виноград, отобранный для меня поварами, был великолепен. За спиной посапывала Варя, утомленная бурной ночью. Я же, раскусывая сладкие ягоды, думал о том, что наверно ее надо разбудить, чтобы повторить все сначала.

Сопение за моей спиной стихло, а рука жены потихоньку заскользила к моему паху. Я повернулся и без слов подмял ее под себя.

Вот уже два дня, как мне можно было наслаждаться комфортом средневекового дворца. После четырех месяцев скитаний по степи ночевок на земле, и прочих прелестей походной военной жизни, казалось, что я попал в рай.

Все-таки я смог создать достаточно сильную команду, если пока не единомышленников, то хотя бы людей, которые понимали, что я хочу. Только поэтому я мог себе позволить два дня посвятить только жене. Но сегодня надо было уже браться за дела, которые наваливались со страшной силой.