Логопед
Шрифт:
Деревня. Раздольные поля, дубравы, запах сена. Избушки, телеги… как это… дровни. Посевная, жатва, борона, скирда. Мычание коров, недоеных. Рожнов закрыл глаза. Ему страстно хотелось в деревню. Встречаться с людьми, внимательно выслушивать их, выправлять огрехи их речи . Почему он сразу не последовал за Сашей? Ведь и отец начинал земским, так отчего бы не последовать по его стопам? Нет, не в скучном присутствии нужно тянуть чиновничью лямку — там, там, в деревне, приобрести практический опыт работы с людьми! Он едва дождался конца рабочего дня.
Сразу после работы он помчался к родителям. Встретила его мать, обрадовалась, тут же накрыла на стол. Он не был в родительском доме уже месяц и удивился, насколько чужой показалась ему эта роскошная, уставленная старинной, тяжелой мебелью, устланная толстыми восточными коврами квартира. Мать живо расспрашивала его, интересовалась, как идут дела на работе. Юре разговор на эту тему был неприятен, он отвечал односложно и все оглядывался, ожидая, что вот-вот войдет отец. Наконец, не выдержав, спросил:
— А где папа? Я хотел с ним посоветоваться.
— Он у себя, — понизив голос, ответила мать. — Какую-то докладную готовит.
— А если я его отвлеку немного?
— Ну, попробуй. Хотя он последнее время даже ужинает у себя.
Юра прошел к отцовскому кабинету и осторожно стукнул в дверь. Не дождавшись ответа, растворил ее. Петр Александрович сидел за своим громадным столом. Скрипело перо, Петр Александрович, не замечая ничего вокруг, что-то бормотал себе под нос — проговаривал строчки. Он всегда так делал — не мог писать молча.
— Пап! — позвал Юра.
Петр Александрович, не оборачиваясь, поманил его рукой. Юра обошел стол и сел напротив. Петр Александрович метнул на него взгляд поверх очков и продолжал писать. Наконец, отложил ручку.
— Что, проведать заглянул? — спросил он чуть насмешливо.
Юра кивнул. Ему захотелось обнять отца, но он тут же подавил это желание.
— Посоветоваться вот хотел, — произнес он.
— Ну, говори.
— Понимаешь…
— Постой, да ты поел уже?
— Поел, поел. Я прямо из-за стола.
— А, ну хорошо. Так что там у тебя?
Юра не знал, с чего начать.
— Ну, говори же! А то я к утру не закончу.
— Я, в общем, тут подумал и решил поехать в деревню. Работа в коллегии не для меня.
Повисло молчание.
— Ты подумал и решил поехать в деревню, — сказал Петр Александрович.
— Ну, в общем, да.
— Работа в коллегии не для тебя.
— Да, в общем.
— Гм. И чем тебе не нравится твоя нынешняя служба?
— Скучная она. Каждый день одно и то же.
— И что, ты думаешь, в деревне тебя каждый день будет ждать приятное разнообразие?
— Ну, там более практическая работа. Прямо в гуще народной. Там, по крайней мере, я смогу выполнить свое призвание.
— Послушай меня, Юра. Послушай, ведь я много лет проработал земским логопедом и знаю, что такое жить, как ты выражаешься, в гуще народной. Ты ничего не добьешься. И знаешь почему? Потому что таких прекраснодушных романтиков деревня жрет с ходу, не давясь. Ты оказываешься один в поле, натуральным образом один в натуральном поле, и против тебя — войско. И ты честно бьешься с этим войском, до последней капли крови и всегда — слышишь, всегда — проигрываешь.
— Почему проигрываешь? Мне вот Саша написал…
— Это Ирошникова сын? Я слышал.
— Да. Написал, что…
— Представляю, что за чушь он там написал. Сколько уже он там? Месяц? Два? Эта эйфория пройдет. Он писал про поля с реками? Про заливные луга? Зори? Скажи, он писал про зори?
— По-моему, нет.
— Он про них напишет. Он еще пришлет тебе пару писем, где опишет рассветы, волнующиеся поля ржи и прочую дребедень. А потом, Юра, он начет писать совсем другие письма. О том, что у него не осталось времени на разглядывание пейзажей. Что его осаждают толпы недужных крестьян, принимающих его за фельдшера. Что его усилия напрасны и как только он уезжает из деревни, там снова начинают говорить, как прежде. А потом, Юра, он совсем перестанет тебе писать. И вот тут нужно срочно — слышишь, срочно — ехать туда и спасать его. Потому что к тому моменту он либо запьет, либо будет близок к тому, чтобы пойти в сарай и удавиться.
— Ты говоришь это по своему опыту, папа?
— Да, черт подери, я говорю это по своему опыту! Если бы меня вовремя не перевели в город, я никогда не выбрался бы оттуда. Юра, поверь мне, — то, что ты делаешь сейчас, намного лучше. Ты быстро вырастешь по службе…
— Папа! Ты считаешь, что мы делаем напрасное дело?
— Кто «мы»?
— Логопеды.
— Нет, отчего же? Постой, откуда ты это взял? У меня и в мыслях не было это говорить. Мы делаем необходимое дело, Юра. Мы…
— Папа! Тогда почему ты препятствуешь мне? Почему ты в меня не веришь?
— Постой, Юра…
— Ты никогда не верил в меня. Я хочу трудиться. Хочу настоящей работы , а не бумажки перекладывать. Почему ты думаешь, что я не справлюсь, папа? Я справлюсь!
— Что за чушь ты мелешь? Я в тебя не верил? Да я…
— Я хотел попросить твоего разрешения. Ты же понимаешь, что я мог бы этого не делать. Я мог просто поехать, и все.
Снова повисло молчание, на этот раз более продолжительное. Лицо Петра Александровича темнело на глазах.
— Настоящей работы захотел? — наконец, проговорил он неприятным голосом. — В деревню, ага!
— В деревню, — не дрогнув, подтвердил Юра.
— Нет, мой дорогой! — взревел Петр Александрович, стуча по столу. — Настоящая работа — не в деревне! Крестьян поправлять — невелик труд. Ты в городе поработай, на окраине! Вот где работа! Видишь? — и он потряс стопкой бумаги перед Юриным носом. — Видишь сводки? Это мы получаем отсюда, из столичных районов. Там не хватает логопедов, потому что все, как ты, хотят в деревню — на травке попастись. А вот ты рабочих повыправляй — как, сдюжишь? Ну, отвечай!