Логово льва
Шрифт:
В вагоне просидели ещё несколько часов, видимо, дожидались полной темноты. Потом на руки Ника надели наручники, на глаза — плотную повязку, вывели из вагона, посадили на заднее сиденье автомобиля, стиснули по бокам, повезли…
Просторная комната, белый сводчатый потолок, люстра на три рожка, письменный стол, плотно заваленный различными документами, стеллажи с книгами и толстыми картонными папками.
Ника усадили в старинное тяжёлое кресло, сняли с рук наручники, и тут же каждую из рук приковали специальными браслетами к толстым налокотникам кресла. Потом все вышли, оставив его в одиночестве.
Время ползло — словно медлительная улитка по виноградной
Час, другой, третий…
Он достаточно хорошо умел контролировать время и без всяких часов, но вот навалилась усталость, время скомкалось в один неровный комок, Ник задремал…
Ник проснулся от глухого нервного покашливания.
Открыл глаза, огляделся по сторонам и замер в своём кресле, непроизвольно пытаясь вытянутся в струнку: из приоткрытых дверей на него внимательно и недоверчиво смотрел Сталин.
Вождь всех народов, разглядывая Ника, склонил свою седеющую голову набок и тут же стал похож на старого хитрого воробья, задумавшего стащить с обеденного стола хлебную корку.
Через некоторое время Сталин недовольно поморщился, словно раскусил незрелую ягоду крыжовника, и исчез, неслышно прикрыв за собой дверь.
«Что бы это значило? — недоумевал Ник. — Может, это мне просто привиделось?»
Ещё через десять минут дверь, чуть скрипнув, отворилась снова, и в комнату вошёл новый посетитель.
Крупный, чуть сутулый мужчина с красивым породистым лицом вальяжного и сытого барина. Глаза вошедшего, впрочем, явно выбивались из этого образа: живые, блестящие, с лукавой искоркой.
— Здравствуйте, Вольф Григорьевич! — поздоровался Ник подчёркнуто спокойным тоном.
— И вам не болеть, товарищ Иванов, — улыбнулся вошедший. — Следовательно, в вашем две тыщи седьмом году ещё помнят о моей скромной персоне? Я по-настоящему польщён! Где-то уже видели мою фотографию?
— В Интернете, — скупо улыбнулся в ответ Ник. — Это такая информационная система, которая…
— Не продолжайте, я в курсе, — нетерпеливо махнул рукой Мессинг. — Давайте лучше поговорим о деле. Это хорошо, что вы решили вернуться в Россию. Иначе шансов выжить у вас совсем бы не осталось: сотни, если не тысячи лучших агентов, были бы немедленно брошены на ваши поиски. Причём с одним приказом: «Найти и уничтожить!» Если не секрет, почему вы решили всё-таки вернуться? Ведь знали же, что все, причастные к операции «Зверёныш», могут быть ликвидированы?
— Знал, — сознался Ник.
— Так почему вернулись? Только отвечайте честно, без увёрток и выкрутасов.
Ник на минуту задумался.
— Честно? Да, наверное, просто с вами хотелось поговорить подробно, задать несколько вопросов…
Мессинг опять улыбнулся:
— Что ж, поговорим! Но немного попозже. Сперва решим все насущные вопросы. Мне было очень непросто уговорить Иосифа Виссарионыча, но уговорил: все бойцы группы «Азимут», те, которые живы на сегодняшний день, не будут подвергнуты никаким репрессиям. Мало того, группа будет работать дальше, плюсом — награды, звания, льготы. Удивлены?
— Нет, не очень, ведь скоро начнётся война.
— Правильно рассуждаете, — кивнул Мессинг тяжёлой головой. — Именно об этом я и говорил товарищу Сталину. Меньше чем через десять месяцев начнётся такая мясорубка, на фоне которой весь компромат, содержащийся в архиве господина Троцкого, и выеденного яйца стоить не будет. А ваш славный «Азимут» может очень пригодиться — для разрешения неразрешимых проблем. Да, кстати, можете сообщить товарищу Алексею Сизых, что всё нормально. Вот только в Россию им с женой действительно не надо возвращаться. Пусть следуют для начала в Аргентину, обосновываются там, вживаются. Все явки и пароли им сообщат чуть позже. Думаю, что через несколько лет им предстоит выполнить одну очень важную и почётную миссию. Как быть с их детьми? Я всё помню. Как только супруги Сизых крепко обоснуются в Аргентине, Афанасия и Марту к ним доставят в обязательном порядке. Сергей Анатольевич Куликов лично и доставит…
Разговор Ника с Мессингом затянулся часов на пять.
О чём они говорили? Позвольте пока обойти эту тему таинственным молчанием. Как говорится: каждому овощу — своё время.
Эта книга отнюдь не последняя в серии, посвящённой деятельности группы специального назначения под кодовым названием «Азимут».
Ник возвращался в Ленинград всё в том же специальном вагоне.
Только на этот раз не бесправным пленником, сопровождаемым бдительными охранниками, а почётным пассажиром: на откидном столике стояли тарелка с настоящим бараньим шашлыком, блюдо с ещё тёплым лавашем и вазочка, наполненная до краёв красной икрой, а на приткнувшемся рядом сервировочном столике размещались разномастные бутылки с благородными напитками, хрустальные бокалы и рюмки…
Дождавшись, когда молчаливые официанты приберутся на столе, Ник достал из коричневого портфеля несколько чистых листов бумаги и хорошо заточенный синий карандаш.
Он хотел кратко записать свои впечатления от этой уже закончившейся тропической эскапады.
Часа три он безостановочно писал, зачёркивал, в сердцах мял бумажные листы и выбрасывал их в корзину для мусора, стоящую под столом.
Брал новые листы бумаги и начинал всё заново…
Вот что у него получилось — в конечном итоге:
Небо и море — одного цвета,Нет между ними горизонта линии…Говорите, здесь всегда — вечное лето?Плесните-ка ещё «Мартини»…Скорее всего, я тут зависну надолго.Возможно, что и навсегда…Между Тропиком Рака и Тропиком Козерога,Говорят, медленно летят года…Я зависну, не думая о хлебе насущном,Бананы и кокосы падают прямо в руки — всегда…Сиеста — многочасовая, и любовь — от случая к случаю,Говорят, места эти посещает разборчиво, иногда…Что ещё надо, чтобы подбить итоги?То ли всей жизни, то ли только её проявлениям частным?Вдруг здесь навсегда останусь, подражая многим,Счастливым в конечном итоге? Или несчастным?Вдруг, год проспав, объевшись цветками лотоса,Я вернусь, всё же, в свой мир прежний?Где метели метут целый год без роздыха,Всё метут и метут, без бонусов, на надежду…Вернусь к той девчонке с глазами серыми,Словно вода в знакомом роднике.Со словами на удивленье несмелыми,Что родились нежданно-негаданно в этом тропическом далеке…А вечерами зимними, хмурыми, промозглыми,Что сразу наступают по окончанию короткого лета,Я буду ей рассказывать веками нескончаемыми, долгимиО тех краях, где небо и море одного цвета…