Лорд 3
Шрифт:
— Это всё он купил, — сказала она. — Шестьсот пятьдесят простых защитных амулетов. Они выдержат пуль десять из винтовки… может, одиннадцать. А может, и того меньше. Я точно сказать не могу. Столько же амулетов ночного взора. Сотню для повышения выносливости. Также он взял пятьдесят качественных лечебных амулетов, которые покойника оживят, если тот умер не более чем пять минут назад. Ещё пятьдесят амулетов для усиления слуха, пятьдесят для обострения зрения. Очень просил амулеты невидимости или отвода взгляда, но я сказала, что таких нет для продажи чужакам. Думаю, — тут она усмехнулась, — он уже
— Спасибо, Озара, — поблагодарил я женщину. Лист с записями я убрал в ящик стола к прочим заметкам важности ниже средней. — Наверное, много он потратил?
— Очень много, — подтвердила она. — Ещё и подождать пришлось, чтобы у меня ассортимент обновился, чтобы он получил всё, что хотел. Повезло ему, что амулеты дешёвые и продаются в сотнях лавок буквально горстями.
«Несколько месяцев назад я за десяток таких дешёвок готов был отдать очень многое, — подумал я. — Эх, течёт время, всё меняется».
Этот день оказался богатым на события и новости. В четвёртом часу ко мне постучался волколак с сообщением, что в «котле» немцы устроили очередную перестрелку между собой. К границе рунных камней вышли три десятка гитлеровских вояк, у которых на пятках сидела сотня озлобленных бывших их товарищей. Первые кричали и махали листовками, которые несколько раз разбрасывали в «котле» соколы. Вторые пытались их прикончить. Оборотни, постоянно дежурившие рядом с местом заточения моих врагов и контролирующие каждых их шаг, отогнали их меткой стрельбой. Потом они вытащили унтера из первой группы, проведя его мимо рунных камней, и доставили в лагерь.
— Введи его и скажи кому-нибудь, чтобы горячего чая принесли сюда и что-нибудь перекусить. Сухарей хотя бы, — сказал я.
Спустя две минуты в комнату вошёл натуральный бродяга. Он был одет в лохмотья, из которых торчали пучки сухой травы. Лицо заросло неровной жидкой бородкой, и было испятнано язвочками и пятнами обморожений, свежих и полузаживших. Губы почернели и потрескались, глаза глубоко запали. Выглядел он немногим лучше, чем солдаты Кулебякина в лагере.
— Здравствуйте, господин офицер, — сипло произнёс он, сделав два шага от порога, потом попытался принять строевую стойку и представился. — Фельдфебель-радист Кранке.
— Садись, — я указал на лавку у стены справа от входной двери, не став отвечать на приветствие. — Зачем ты пришёл ко мне, фельдфебель?
— Позволите? — получив мой кивок в качестве ответа, он полез за пазуху и достал оттуда грязный и мятый листок бумаги, в котором я опознал одну из собственных листовок. — Здесь написано, что вы простите тех, кто бросит оружие и согласится служить вам. Я и мои товарищи готовы на это.
Его аура сообщала, что говорит он искренне. Помолчав с минуту, дав понервничать немцу, я произнёс:
— Служба мне будет означать, что тебе придётся воевать со своими соотечественниками. Ты сможешь поднять против них оружие?
— Я уже поднял, — он опустил взгляд в пол. — Три дня назад я убил ножом шутце из своего отделения, который хотел сдать нас всех — тех, кто хочет прекратить этот Ад. А сегодня убил как минимум ещё одного из своих боевых товарищей, которые решили до конца выполнять свой долг.
«Не
В этот момент в комнату вошёл Прохор с Машей. Беролак нёс большой дымящийся паром самовар, а у девушки в руках был поднос с чем-то съестным, накрытый вышитым холщовым полотенцем.
Нужны ли мне такие подчинённые? Тем более, при установлении союзнических отношений с СССР? Нужны. Перерождение сгладит те травмы в психике, которые случились с солдатами вермахта во время их ломки. Да и как не раз я думал раньше, бывшим немцам среди полуэльфов будет проще сражаться с русскими, если дело дойдёт до конфликта. А такое я не исключаю. Всегда и во все времена даже самые лучшие и верные партнёры-страны тайно гадили друг другу. Кто давил экономику, кто держал ручных сектантов-активистов-культистов-орденцев и так далее на чужой территории, кто засылал диверсантов. А уж тайных агентов и шпионов держали друг у друга даже самые вернейшие союзники. Так что с СССР, вполне вероятно, придётся чуть-чуть подраться, просто чтобы показать союзникам свою силу и, так сказать, норов. Хотя и не хочется, по правде говоря. Только перевод ресурсов и трата времени получится. Или я зря себя накручиваю, поддавшись паранойе? С другой стороны, после всего со мной случившегося тут станешь на воду дуть, обжёгшись на молоке, как говорят аборигены.
Пока я так размышлял, Мария поставила на стол передо мной поднос и скинула с него полотенце. Там лежали пять больших пирожков. По особым фигурным узорам я опознал три пирога с мясной начинкой и два с капустной. Рядом Прохор поставил самовар.
От вида и запаха съестного взгляд у немца изменился, застыв на подносе. Он принялся часто сглатывать голодную слюну.
Я посмотрел на беролака и сказал:
— Прохор, налей ему кружку чая и дай один пирог.
— Жирно ему будет, Киррлис, — покачал он головой, но даже на секунду не запнулся, чтобы показать своё недовольство моими словами. Тут отлично проявилась связь лорд-вассал. Зато его внучка высказалась за двоих, заставив Прохора прикрикнуть на неё. — Цыц, Машка! Лорд сказал, значит, так надо. И не смей его позорить перед посторонними.
— Этот что ли посторонний? — она резко ткнула рукой в сторону немца, который замер у стены рядом с порогом ни жив, ни мёртв. Он не понимал русского языка, не знал подоплёки, но отлично видел, что речь идёт о нём.
— Машка! — повысил голос Прохор. В его голосе прорезались рыкающие нотки, предшествующие боевому кличу оборотней, воздействующему на незащищённых разумных немногим слабее, чем когти и клыки. Услышав их, немец закатил глаза и сполз по стене на пол.
— Порычи мне тут ещё! — притопнула девушка ножкой. — И я Мария, а не Машка! Сколько можно говорить?!
— Мария, а выйди-ка ты на улицу и подыши свежим воздухом, — спокойно сказал я.
Та повернулась ко мне, собралась что-то ответить и, взглянув в глаза, сдулась.
— Хорошо, — намного тише и с едва заметной обидой сказала она. — Извини.
Когда она вышла, беролак покачал головой:
— Дни у неё, что ль енти самые? Чой-то она так взбеленилась? Вела ж себя столько дней нормально. Ну, я её!..
— Да ладно, — махнул я рукой, — забудь. Приведи в чувство этого вояку и сходи за Семянчиковым.