Лоренцо Беретта
Шрифт:
— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я встал, крепко сжимая в руке бутылку виски.
— Папа умер, и я старший сын. Это все, что кому-либо нужно понять. Я выскочил из-за стола и направился к двери. Я не собирался сидеть здесь и слушать это. Я похоронил своего отца несколько часов назад, и теперь они говорят мне, что я должен следовать каким-то гребаным правилам, о которых я даже никогда не слышал? К черту это. Я был новым боссом семейства Beretta, нравилось это людям или нет. Это было мое право по рождению. Я был капитаном своих солдат в течение многих лет, я привык диктовать, что будет происходить
— Подожди, — крикнула ма отчаянным тоном.
— Подожди, Лоренцо. Я остановился, мой взгляд сосредоточился на двери кабинета. Я не мог развернуться, учитывая то, что я чувствовал в тот момент. Мне нужно было время, чтобы переварить все, что произошло за последние несколько дней. Нам с тобой нужно было выпить всю бутылку алкоголя, а возможно, и еще одну, просто чтобы заглушить все мои бурлящие мысли.
Правила? Гребаные правила?
— Лоренцо, — сказал Данте, его голос был так похож на мой.
— Послушай, что они хотят сказать. Данте всегда был спокойным братом, тем, кто относился ко всему легко, но это потому, что ему не нужно было делать то, что делал я. От него, второго сына, ничего такого не ожидали. Он не видел того, что было у меня, но теперь папы не стало, и у него не было другого выбора, кроме как сделать больше, чего я не делал всю свою жизнь.
— Три правила, — сказал дядя Антонио. Он был более строгим дядей. Тот, кто не принимал ни грамма дерьма. Он также был женат на самой нежной женщине, которую я когда-либо знал, моей тете Вивианн. Оба моих дяди не были кровными родственниками, но были женаты на сестрах моего отца. Они пришли в этот бизнес и знали его вдоль и поперек, но они также были здесь, пытаясь направить меня в направлении, о существовании которого я и не подозревал.
Я перевел дыхание, пытаясь разобраться в своих разрозненных мыслях. Я сделал еще глоток обжигающего алкоголя, поморщился, затем повернулся к ним лицом.
— Энтерпрайз должен согласиться, чтобы ты стал боссом, — продолжил дядя Антонио, вставая. Он отряхнул лацканы пиджака, его губы вытянулись в тонкую линию. Сейчас он выглядел суровым, но я знал, как быстро эта суровость может превратиться в ужасающий гнев. Я наблюдал, как он мучил человека двадцать часов подряд без малейшего проблеска эмоций.
— Они все согласились, как мы и предполагали. Я кивнул, пытаясь осознать все это. Я знал, что решение должно быть единогласным, потому что мой отец уже сказал мне об этом. Предприятие состояло из пяти руководителей разных организаций, каждый из которых работал в тандеме друг с другом.
— Хорошо, — рискнул я, подходя ко всем. — Что еще?
Дядя Антонио не отрывал от меня взгляда.
— Тебе должно быть тридцать, чтобы стать боссом.
— Что? Я усмехнулся. — Почему?
— Ты слышал о резне 1924 года? — спросил дядя Алонсо, и я нахмурился. Папа когда-то рассказывал мне об этом. Босс мафии, убивший свою жену и двоих маленьких детей. Он сказал, что быть боссом в двадцать четыре года было слишком тяжело, прямо перед тем, как нажать на курок и покончить с собой, оставив после себя кровавое месиво, которое власти не могли объяснить, по крайней мере публично.
— Да. Папа рассказал мне об этом. Мои плечи
— Мне исполнится тридцать только через три недели.
— Это даст нам столько времени, сколько нам нужно, — сказал дядя Алонсо с легкой улыбкой на лице.
— Время для чего? — Все подозрительно молчали, их взгляды метались куда угодно, только не на меня. Они сказали, что есть три правила, но назвали мне только два, а это означало, что они знали, что последнее правило мне не понравится. Правило, которому у меня не было выбора, кроме как следовать, если я хотел продолжить наследие моего отца.
— Скажи мне, — потребовал я, используя тон, который, я знал, поможет мне получить ответы.
— Ты должен жениться, — выпалила ма. Я моргнул.
— На итальянской девушке.
— Что? — Я не просил ее повторять то, что она сказала, но она все равно повторила. Я не мог поверить в то, что она говорила.
— Чушь собачья, — прорычал я. — Это гребаная чушь.
— Правило не меняется, независимо от того, считаешь ты его правильным или нет, — сказал дядя Антонио, и впервые его голос стал спокойным. Это прозвучало так непохоже на него.
— Брак по расчету. Это старые правила.
— Подождите. Я рассмеялся и шагнул к ним.
— Вы хотите сказать, что это должно быть организовано?
— Ну, я полагаю, у тебя нет никого, кто был бы готов жениться на тебе, сынок, — сказал дядя Алонсо, поморщившись при последнем слове. Он всегда называл меня этим именем, но сейчас оно имело большее значение — больше в этот день, больше тогда, когда смерть моего отца означала, что я должен жениться на чертовски хорошей итальянской девушке.
Я не хотел, чтобы дома на меня давила женщина, ожидающая, переживу ли я насилие, с которым сталкиваюсь каждый день. Мне не нужно было, чтобы она была у меня в голове, когда я назначал наказания мужчинам, которые пытались нарушить наши правила.
Черт.
Правила. Меня не должно было удивлять то, что происходило прямо сейчас, не тогда, когда мы были окружены правилами и иерархией.
— Хорошо. Мои ноздри раздулись, когда я согласился со всем этим.
— Предложи мне варианты, и я женюсь в свой чертов день рождения. Тогда мы сможем заняться бизнесом. Я сделал паузу, понимая, что, пока мне не исполнится тридцать, я не смогу быть боссом.
— Кто займет место до тех пор?
— Я, — сказал дядя Алонсо, и в этом был смысл. Он был правой рукой моего отца, проработал им больше лет, чем я был жив, и, что самое главное, он был младшим боссом. Ты не мог подняться по карьерной лестнице в бизнесе, поэтому он был единственным, кто мог исполнять обязанности босса.
— Ты продолжай делать то, что делаешь обычно, а я буду просто исполнять обязанности босса, пока ты не сможешь взять управление на себя.
— Хорошо. Я уставился на каждого человека в комнате. Мой младший брат, чья жизнь изменится больше, чем когда-либо. Моя мать, потерявшая любовь всей своей жизни. Мои дяди, которые были полны решимости не допустить, чтобы бизнес попал в чужие руки. И, наконец, мой лучший друг, человек, который был рядом со мной на каждом шагу этого пути. Но прямо сейчас мне не хотелось смотреть ни на кого из них.