Лосевый Чудь
Шрифт:
А пожар следствие разобрало: трупа нет. Значит, хозяин уехал, а дом сам поджег. По каким-таким мыслям - начальство будет дальше разбирать. Может, дело государственное... Конечно, было подозрение на Аверьяна: что он персиянина ограбил и куда-то задевал. Откуда вдруг у Наташки такие деньги?
Но какой-то бухарский купец богатый обратился к войсковому атаману. Я, мол, через хутор Персики езжу, барышня Наташа мне понравилась. Я дал ей приданое... Особо никто не удивился. Бывало, эти бухарцы из-за девок на тыщи рублей раскидывали товаров с воза.
Ну, после яблочного*
Аверьян против. Пусть, мол, по другим хуторам проедут - сейчас свадьбы кругом... Но от генерала опять скачут. Ему, оказывается, уже рассказали, какая невеста, и он хочет, чтобы именно Наташу ему привезли. Аверьян не соглашается. А посыльные казакам говорят: генерал дает хутору десять тыщ рублей. Лишь бы только Наташка явилась к умирающему в шатер. И за то вам десять тыщ!
Этих денег как раз хватит, чтобы купить за Салмышом луга у башкир. У казаков стадо было огромное, а сколько овец! А табуны! Луга очень нужны. Ну, Аверьяна прижали. А ты, мол, как, Наташа: облегчишь гибнущему генералу мученья? Наташка: я, чай, не каменная!
Приезжают в стан. От шатра всех отвели на сорок шагов, Наташка одна входит. Аверьян стоит, злится. Так ему это все не нравится! А из шатра вроде как смех. Казаков отпихнул и бегом в шатер.
Там темненько. Но разглядел впотьмах, что Наташка с голыми грудями прилегла на генерала, и обоим весело. Аверьяну не дали кинуться, руки крутят ему, а генерал просит: "Ты, пожалуйста, не злись. Подойди глянь, какая рана у меня под ребром... Но я за нее ничего плохого не делаю".
Аверьян: а... Так и знал!
"А чего она не пальцы влагает?" Генерал поясняет: это говорится пальцы. А влагаются в раны сосцы, дающие жизнь. Имел бы такие ранения, понимал бы про сосцы. Тугие, поспелые. Каждая девушка это чувствует и, если жалостливая, никогда палец в рану не тыкнет. Дай мне получить жалость для последних дней жизни.
Аверьяна вывели, а он беснуется. На невесте - бесчестье! Казаки: что? какое бесчестье? Человек с войны, лежмя лежит... Молодой ты, а уж без стыда. Поедем завтра луга покупать - успокоишься.
Но он на своем: на мне поругание из-за вас! Обида не дает стерпеть! Казаки тогда: ну, чтоб обида дала, сейчас обсудим. Значит, Аверька говорит, он потерпел ущерб, что Наташка лечила генералу раны. А у нас Фенечка кучерявая сколько мужа с войны-то ждет? Шестнадцати годов вышла и пятый уже ждет. Сердце-то уж - рана. Ходи, Аверька, к Фенечке - лечи рану. На общество не обижайся.
А Фенечка - такая завлекательная казачка! Всем возьмет, как и Наташка.
Только что волос черный, и смуглая; ноги тоже волосом поросшие кучерявеньким. Такие-то бабы непросты - особенно с мужским полом. Гладкая кобылка, скакунчик.
Ладно - уговорился Аверьян с господами казаками. Но идет к знахарке.
Старуха ведет в подызбицу. Пошептала в углы, козьим пометом посорила; берет из клетки крысу. Завязала ей лапки, кладет перед котом. Кот старый, головастый такой. Походил вокруг крысы, помочился на нее. Есть не стал. Пометил. Старуха берет ручного скворца, в другую руку крысу - и в погреб. Покричала там: вроде будила кого и выспрашивала...
Вылазит: руки в крови, перышки налипли. Держит жабу. Посадила на то место, где лежала крыса. Жаба сидит. Старуха ей кричит: "Ертэн! Ертэн! Дай сказать - не сердись!" И рассказывает. Персиянин - колдун огромадной силы. Но другие колдуны сговорились и все ж таки с ним совладали. Силу его завязали, а съесть не смогли. Прогнали его. Он в наших местах и угнездился.
А Наташка с Аверьяном его развязали. "Он вам свой хитрость, вы ему свой хитрость - связался узел один! Ой плохо!" - Старуха объясняет: как Аверьян удумал хитрость с мылом-то, тем и привязался к путам, какими был завязан колдун. А как Наташкину косу ножницами овечьими резанули, узел и перерезали - и путы спали с колдуна.
"Ой, Аверька, трудно будет! Очень хочет он Наташка твой!" Велит почаще с Наташкой в бане париться, обкладывать ее на банном полке пареным сеном. Будет от нетерпенья Аверьяна почаще знать, а о том, глядишь, думать некогда...
А по хутору уже разносится: показывается персиянин и в сумерки, и перед рассветом. Сманивает девок. Гуляют девки с парнями - вдруг из дикого малинника, из-за стогов как запоет кто-то. Голос чистый до чего, приятный. Так и заволнует. Глядь: одна девка побегла в дикий малинник или за стога, другая... Вот тогда и пошли дети-то персиянина: персики самые.
Родители уж не больно стали девок от парней беречь. Для персиянина, что ль? "Ладно - уж гуляй попоздней, только на поющий голос не ходи!"
Аверьян ходил ночами: может, услышит голос? Встречи ему охота. Живут с Наташкой, в бане часто парятся, он ее пареным сеном обкладывает, она с ним ладит - но в душу не допускает. Отвлечена! За любовь не похвалит, за ласку-то; не возьмет теплюшу ручкой - по сосцам поводить, посластить их. Ну, он к Фенечке. А уж та к нему ластится! На кровать оладьи с медом подает; только что молоком не умывает. Но томно ему. Уверен, что исхитряется Наташка погуливать с персиянином.
Приходит опять к колдунье. Она его заставила возле козла посидеть, чтоб козлиным духом голову прочистило. Велит почаще у Фенечки бывать. Он объясняет: когда, мол, я у Фенечки, то вдруг чую - вся птица и весь скот на хуторе как взволнуются! Поветрие какое-то идет, в дрожь бросает. И кажется, Наташка уже в том сарае своем за конопляником, где мы ей косу резали. В сарае с ним! Как бы сделать, чтобы она от него ко мне бегом прибегла? Чтоб стала его презирать, чтобы плюнула на него, а ко мне бы стремилась? Как мне его силу себе забрать?