Лошадиные истории

Коркищенко Алексей Абрамович

И вот в середине июля новобранцам вручили мобилизационные повестки. Пришел день проводов. Лукьян Корнеевич с утра поехал в хутор. Петька со своим дедом вершили скирду сена, Леля держала под наблюдением косяк кобылиц с жеребятами.

Любопытно было ей наблюдать за подросшими, окрепшими жеребятами. Их игры казались вполне разумными, совсем как у человеческих детей. Леле нравилось играть с жеребятами. Они привыкли к ней, и многие совсем не боялись ее, да и матки доверчиво подходили за лакомством. Она угощала их корочками хлеба и овощами, которые держала в сумке.

Только одна кобылица, Каяла, ревнивая мамуля, не отпускала от себя жеребенка. Боялась за него, должно быть. Леля подходила к ней с угощением, а та зло прижимала уши к голове, топала ногой, похрапывала.

— Да ты что, глупышка, не узнаешь меня, что ли? Застило тебе? — говорила Леля, приближаясь и протягивая ей морковку, и бесстрашно подходила ближе. — Бери, не бойся.

И Каяла, наконец, поставив уши торчком, фыркнула успокаивающе, взяла угощение. И жеребенок потянулся к Лелиной руке. Она дала ему кружок сахарной свеклы. Он с удовольствием захрумтел, дался погладить себя.

— Ничего, мы с тобой еще подружимся, гордая Каяла! — сказала Леля и пошла к Лошадии и Коське. Угостив их сладким, она занялась туалетом своей любимицы. Большой алюминиевой гребенкой стала расчесывать гриву и челку. Коська шаловливо подталкивал ее под руку. Она обняла его за шею. — И тебя расчешу, кудрявый Кося!

Он вырвался, отпрыгнул от нее, наигранно пугаясь, но далеко не убегал, приглашал поиграть с ним. И они стали бегать друг за дружкой.

Вдруг откуда-то донеслась казачья военная песня с присвистом и гиком. Леля быстро поднялась на ноги, пригляделась. Из-за бугра со стороны хутора шел взвод всадников.

— Леля, иди сюда, наши на фронт едут! — крикнул Петька со скирды, на которой он утаптывал сено.

Леля побежала во двор лагеря, мимо которого проходила дорога. От нее не отставал Коська. За ним последовала его мамаша, а за ней потянулся весь косяк кобыл с жеребятами.

Через несколько минут отряд молодых казаков во главе с Лукьяном Корнеевичем вошел во двор лагеря.

— Взво-од, стой! — скомандовал старик. — Вольно!

Кряжев выехал из строя к Леле. Посмотрел на нее пристально и улыбнулся ласково, с грустью:

— Прощай, Леля.

— Прощай… Кряжев, — смущаясь под взглядами призывников, ответила она и, встряхнув головой, закрыла лицо волосами.

— Леля, скажи, пожалуйста, так: прощай, Шура Кряжев! Все-таки ты моя невеста… Об этом все знают.

— Прощай, Шура Кряжев… — тихо ответила она, глядя на него сквозь пряди.

Минька сказал со смешком, для всех:

— Кряжев с невестой прощается, а Петька-то, посмотрите, как Петька ревнует!

Петька, опираясь на вилы, хмуро ответил:

— Ври больше! Ничего я не ревную.

Леля, обращаясь к новобранцам, крикнула ломким от волнения голосом:

— Счастливо вам, милые друзья! Возвращайтесь с победой.

— Прощайте, хлопцы! — растроганно произнес Лукьян Корнеевич. — Беспощадно бейте проклятых фашистов! — И отдал приказ: — Кряжев, принимай командование! Веди отряд на пункт назначения, в станицу Дольскую.

— Слушаюсь! — ответил

Кряжев, отдавая ему честь. — Взвод, рысью марш!

Всадники поскакали по дороге к кургану. Кряжев подъехал к старику, пожал ему руку:

— Спасибо за толковые уроки, Лукьян Корнеевич. Очень хотелось бы с вами встретиться после победы над фашистами, этак года через два-три… на свадьбе! — Сказал Петьке: — Смотри, Петро, не обижай Лелю Дмитриевну. Я вернусь, спрошу с тебя! — Поднял коня на дыбы, свистнул.

Конь заржал, заколотил ногами по воздуху и с места пошел в карьер, догоняя отряд.

Тревожно заржали лошади. Петька с досадой вонзил вилы в сухую землю и произнес негромко, но так, чтобы услышала Леля:

— Я тоже скоро пойду воевать с фашистами!

Леля вдруг сорвалась с места, подбежала к Лошадии, обняла за шею, что-то говорила ей и, кажется, плакала.

Петька и Лукьян Корнеевич молча смотрели на нее.

Глава пятая

На обед лошадям приготовили сытную подсоленную мешанку.

— Беги, зови конских матушек полудневать, — сказал дед Лукашка Леле.

Кобылицы с жеребятами паслись за бугром. Леля взбежала на курган, свистнула, как научил ее Петька, — похоже на паровозный гудок. К нему она приучила Лошадию, та принимала его как сигнал на обед.

Лошадия заржала в ответ и пошла к кургану. За ней послушно двинулся весь косяк. Сбежав вниз, Леля приласкала вожачку, угостила ее корочкой хлеба:

— Умница ты, красавица!.. Ох, и люблю же я тебя!

Уцепившись за холку, подпрыгнула и села боком на горячую спину кобылы. Болтая ногами и напевая, Леля ехала во главе косяка. Она не сразу заметила красноармейца, подкатившего на велосипеде к лагерю. Прислонив велосипед к ограде загона, тот подошел к Лукьяну Корнеевичу, который перемешивал в кормушках овощи с дертью, поздоровался, вскинув ладонь к козырьку фуражки.

Коневод бросил на него короткий изучающий взгляд и ответил на приветствие уважительно, видно, понравился он ему: мужественный с виду, аккуратный. Кирзовые сапоги начищены до блеска. Форма не новая, но чистая. На груди сияли новенький орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». На поясе висела трофейная фляжка в войлочном чехле. На отложном воротнике гимнастерки виднелись сержантские треугольники.

Сержант снял фуражку, вытер пот платком. Вынул большой портсигар, но не закуривал, вертел его в руках и восхищенным взглядом знатока и ценителя окидывал кобылиц, подходивших к воротам загона.

— Красавицы! Одна к одной, как на подбор. Элита!.. Высший класс! — громко восхищался он.

Добрел, мягчел взгляд старого коневода — приятна была ему похвальная оценка его подопечных.

Лошадия, проходя в «столовую», гневно покосилась на сержанта, стоявшего у ворот, и, тревожно всхрапнув, прибавила шагу. Коська прижался к ней. Приняв сигнал опасности, поданный Лошадией, остальные кобылы сбились тесно, проходя валом в загон.

— Спокойно! — прикрикнула Леля и успокаивающе похлопала вожачку по шее.