Лотерея
Шрифт:
Затем я заметил на левом запястье Грации, снизу, маленький кусочек лейкопластыря. Она не обращала на пластырь никакого внимания, пользовалась левой рукой так же свободно, как и правой.
Грация много говорила и, что самое важное, казалась веселой, успокоенной. Она несколько раз улыбнулась, а один раз даже засмеялась, закинув голову, — картина, очень знакомая мне по прежним временам.
Мне хотелось тут же войти в квартиру, чтобы поскорее с ней встретиться, но меня удерживало присутствие другой женщины. Выглядела Грация хорошо, и это меня радовало.
Я простоял у окна минут, наверное, десять, а затем, к величайшей моей радости, незнакомая женщина встала. Грация улыбнулась, что-то сказала, и обе они расхохотались. Женщина повернулась и пошла к двери.
Не желая, чтобы меня поймали на подглядывании, я перешел на другую сторону улицы и стал ждать. Через минуту или две та женщина вышла на улицу и села в одну из припаркованных рядом машин. Как только она отъехала, я перешел улицу и вставил ключ в замочную скважину.
В коридоре горел свет, пахло мебельной политурой.
— Грация? Где ты?
Дверь спальни стояла нараспашку, но ее там не было. Я услышал звук спускаемой воды, затем скрипнула дверь уборной.
— Грация, я вернулся!
Я услышал, как Грация сказала: «Джин, это ты?», а затем она прошла на середину спальни и увидела меня.
— Привет, Грация, — окликнул я.
— Я думала… Господи, да это же ты! Где ты был?
— Мне пришлось уехать на несколько…
— И что ты делал? У тебя вид, как у бродяги!
— Так вышло, что… я спал не раздеваясь. Мне нужно было на время уехать.
Мы стояли в нескольких шагах друг от друга, не улыбаясь и не делая попыток друг друга обнять. Меня сверлила совершенно непонятная мысль, что это и есть Грация, настоящая Грация, и я с трудом в это верил. В моем представлении она стала чем-то неземным, идеальным в Платоновом смысле, чем-то утраченным, недостижимым. И вот она передо мной, реальная и материальная, наилучшая Грация, какая только может быть, спокойная и прекрасная, без этого затравленного взгляда.
— Где ты был? Больница пыталась тебя найти, они даже в полицию обращались. Куда ты вдруг делся?
— Я на время уехал из Лондона, из-за тебя. — Мне хотелось обнять ее, ощутить ее тело, но в ней было что-то такое, что держало меня на расстоянии. — А с тобой-то все как? Ты прекрасно выглядишь!
— Теперь со мною, Питер, все в порядке. Но никак не благодаря тебе, — сказала она и тут же виновато опустила глаза. — Прости, мне не следовало так говорить. Я знаю, что ты спас мне жизнь.
Я шагнул вперед и попытался ее поцеловать, но она отвернулась, так что мои губы коснулись ее скулы. Когда я попытался ее обнять, она попятилась. Я последовал за ней, и в конечном итоге мы оказались в темной холодной гостиной, где стояли телевизор и проигрыватель; как-то так выходило, что этой комнатой мы почти не пользовались.
— В чем дело, Грация? Почему ты не хочешь меня поцеловать?
— Не сейчас. Слишком уж все это неожиданно, вот и все.
— Ладно, — сказал я, — а кто такая Джин? Это что, которая здесь сидела?
— Социальная работница, приставленная за мною следить. Она приходит ежедневно, чтобы проверить, не думаю ли я повторить этот номер. За мною приглядывают, и очень внимательно. Они меня выписали, а потом вдруг узнали, что у меня уже был такой случай, так что они испугались и теперь не спускают с меня глаз. Они считают, что мне опасно жить одной.
— Ты потрясающе выглядишь.
— Теперь со мною все в порядке. Я больше такого не сделаю. Хватит, я уже прошла через все это.
Она говорила резко, словно бы с вызовом, и это меня отталкивало. Похоже, именно этого она и хотела — оттолкнуть меня.
— Прости, — сказал я, — если все выглядело так, будто я тебя бросил. Мне сказали, что за тобой присмотрят и будут ухаживать. А я думал, что знаю, почему ты это сделала, и поэтому считал, что мне лучше уйти.
— Не нужно ничего объяснять. Это уже не важно.
— Почему ты так считаешь? Конечно же это важно!
— Для кого — важно? Для тебя или для меня?
Я молчал, тщетно пытаясь понять по ее лицу, что она думает.
— Ты на меня злишься? — спросил я в конце концов.
— За что мне на тебя злиться?
— За то, что я так тебя бросил.
— Нет… не злюсь.
— А что же тогда?
— Я не знаю. — Она прошлась по комнате, но это не было знакомое мне беспокойное метание. Теперь она просто уклонялась от разговора. Как и в спальне, здесь все было прибрано и начищено, я с трудом ее узнал. — Пошли в ту комнату, я хочу покурить.
Мы вернулись в спальню, и, пока она закуривала, сидя на краю кровати, я прошел к окну и задернул занавески. Она проводила меня взглядом, но ничего не сказала. Потом я сел в кресло, в котором прежде сидела та социальная работница.
— Грация, а что было с тобой… ну, в больнице?
— Меня малость подлатали и отправили домой. Вот, собственно, и все. Но затем социальная служба нашла мою старую историю болезни, и началась свистопляска. Впрочем, Джин нормальная тетка. Она будет рада, что ты вернулся. Я завтра же утром позвоню ей и скажу.
— А как насчет тебя? Ты-то рада, что я вернулся?
Грация стряхнула столбик пепла с сигареты и улыбнулась. Похоже, я сказал что-то смешное.
— Чему ты улыбаешься? — удивился я.
— Когда я выписалась, Питер, ты был мне нужен, но это не значит, что я тебя хотела. Будь ты здесь, ты бы снова меня довел, но зато социальщики оставили бы меня в покое. Так что слава богу, что тебя здесь не было, это дало мне хоть какой-то шанс.
— А почему ты считаешь, что я непременно тебя бы довел?