ЛОУРЕНС АРАВИЙСКИЙ
Шрифт:
Его прибытие, которое так легко могло оказаться причиной раздора, поскольку он был старшим в чине, в действительности лишь способствовало согласию, а наряду с этим усилению активности. Ньюкомб был одним из тех редких людей, которые, возвышаясь над массой, без колебания признают превосходство другого и остаются свободными от зависти, испытываемой в подобных случаях другими. Продолжительное пребывание в пустыне помогло Ньюкомбу установить правильный взгляд на создавшееся положение. Он судил о людях не по их чину, а по тому, что они собой представляли на деле.
Поскольку Ньюкомб убедился в способностях Лоуренса, его единственным стремлением было дать полную возможность им проявиться. Когда он присоединился к экспедиции, то опросил Лоуренса: «Чем я могу быть полезен?» — добавив при этом, что «старшинство в чине не играет никакой
Одним из первых советов, которые он получил от Лоуренса, был совет о том, как носить одежду арабов. Лоуренс заметил, что «если бы несколько „таких арабов“ отправилось в арабском одеянии, то мальчишки, вероятно, забросали бы их камнями». Ньюкомб понял, в чем дело, и с тех пор до конца своего пребывания в армии Фейсала одевался, как араб.
На второй день из-за сильного дождя поход задержался до полудня, но к вечеру, когда отряд достиг египетской дороги паломников — широкого, хорошо протоптанного пути, проходившего у берега, — он пошел быстрее. Много задержек происходило из-за нехватки воды в дороге и отсутствия у арабов правильного учета времени. Например, у первобытного племени джухэйна не существовало единицы времени меньше дня или расстояния длиннее перегона или меньше шага величин, самих по себе изменявшихся в зависимости от настроения всадника я состояния его верблюда; они не могли представить себе чисел больше десятка. Подобные условия, несомненно, весьма осложняли штабную работу.
В результате, когда достигли, наконец, ложбины шириной около 26 км, которая была руслом высохшей реки, отряд запаздывал на два дня против намеченного срока. По пути следования к отряду присоединился молодой и отважный шериф Назир из Медины, сдерживавший несколько недель назад своим отрядом вылазку турок из Веджа. Много арабов пришло также из племени билли, чтобы присоединиться к наступавшей армии. Ньюкомб решил поехать вперед на быстром верблюде, чтобы подготовить вторичную отправку за водой и по возможности добиться отсрочки атаки Веджа с моря.
Лоуренс, приближаясь на следующий день с армией, услышал отдаленную стрельбу, заставившую его предполагать, что флот устал ожидать прибытия арабов и начал действовать самостоятельно. Когда, наконец, в полдень 24-го достигли Хаббана, то оказалось, что «Хардиндж» вернулся и его шлюпки были заняты перевозкой баков с водой. Стало известно также, что Ведж уже был атакован, хотя «Хардиндж» отошел еще до конца боя. Губернатор Веджа произнес перед гарнизоном зажигательную речь о необходимости защищаться до последнего солдата, но, услышав, что Фейсал достиг Абу-Зарейбата, бежал ночью с несколькими всадниками на верблюдах по направлению к Геджасской железной дороге. Остались сражаться лишь 200 человек турецкой пехоты, но с ними быстро расправились пулеметным огнем с кораблей, и таким образом высадившийся десант захватил город без особой трудности. Спастись бегством успела лишь треть гарнизона.
Известие об этом и перспектива добычи настолько возбудили арабов, что они начали продвигаться в северном направлении даже по ночам. В Хаббане лишь незначительная часть людей смогла утолить жажду из баков, доставленных «Хардинджом», так как в первую очередь требовалось напоить животных. Фактически последний переход около 80 км люди сделали без пищи и имея лишь полгаллона 8 воды. Но теперь уже никакие физические страдания не могли остановить их стремления двигаться вперед. С рассветом Фейсал и его помощники собрали свои части для окончательного наступления и атаки, так как имелись предположения, что гарнизон еще держится. Отдельные его части, пытавшиеся спастись бегством, вскоре были встречены и сдались, лишь один отряд пытался оказать сопротивление. Арабы достигли последнего рубежа без единого выстрела. Городок уже находился во власти десантного отряда арабов, потерявшего во время боя около 20 человек убитыми. С точки зрения европейцев можно было считать, что победа досталась дешево, но Лоуренса это известие весьма огорчило. Для того чтобы у арабов не остывало желание продолжать войну, нужны были бескровные победы.
[8]
Мера жидкости в Англии, равная 4,54 л. — Ред.
Тем не менее взятие Веджа оказалось поворотом к лучшему,
Таковы были результаты клина, врезавшегося на фланге чрезвычайно важной для турок железнодорожной зоны. Арабы стали теперь действовать по уязвимой части железнодорожной магистрали. Почти бескровное наступление на Ведж имело то громадное значение, что превратило находившихся в Медине турок в положение осаждаемого гарнизона.
Взаимоотношения между арабами и английской военной миссией продолжали оставаться весьма неопределенными; одно время все дело «висело на волоске». Добиться улучшения и расширения перспектив удалось лишь благодаря удивительному такту Фейсала, умению обращаться с арабами, проявленному несколькими английскими офицерами, а также постепенно возраставшему влиянию Лоуренса.
После захвата Веджа возник целый ряд неприятных инцидентов, в связи с чем создались зловещая атмосфера. Вожди арабов быстро заподозрили чужое вмешательство, и все время чувствовали присутствие неверных. Многие из вождей вели себя таким образом, как если бы английские офицеры были их слугами. Когда об этом был заявлен протест Назиру, он ответил: «Не забывайте, что еще месяц назад в этой стране не бывало ни одного европейца; если бы он нам встретился, мы застрелили бы его. Вы должны нам дать время привыкнуть к этому». В другой раз, когда Ньюкомб стал задавать вопросы посланцу из Джурфа, араб презрительно ответил, что он приехал сюда повидать Фейсала, а не кого-либо другого.
Когда подобные случаи презрительного отношения стали известны Фейсалу, он собрал своих вождей и заявил им прямо, что английские офицеры заслуживают уважения и должны рассматриваться как свои. В результате обращение с английскими офицерами улучшилось — их стали терпеть и даже в некоторых случаях ценить.
В то время Лоуренс держался в тени как на происходивших в палатке совещаниях, так и вообще. Хотя он уже и пользовался доверием Фейсала, но настолько хорошо это скрывал, что многие из приходивших в палатку Фейсала арабов или вовсе не замечали его присутствия, или не обращали на него внимания. Для некоторых из его соотечественников, воспитанных на традициях превосходства англичан и чувства собственного достоинства, безразличие Лоуренса к оскорбительному пренебрежению, от которого у них закипало негодование, было источником недоумения. Пораженные полнейшим спокойствием Лоуренса в те моменты, когда рабы подметали или плевались в его присутствии 9 , они были склонны приписать эту способность смирения его воспитанию и прошлым скитаниям среди арабов.
[9]
По славам Лоуренса, удивление офицеров лишь показывало, «…что они знали больше об обычаях Египта, чем Аравии. Раб вел себя передо мной так же, как в присутствии своего хозяина. Арабские гранды обычно играют со своими рабами. Я был рад, что меня принимают за своего.»