Ловцы душ на «Обероне»
Шрифт:
– Вы так беззастенчиво навязываете мне свою волю. Более того прямо таки толкаете на преступление? – попытался оттянуть немного времени на принятие решения Константин.
– Вся наша жизнь это цепь больших и малых преступлений. Но если мое предложение претит вашим принципам и убеждениям, я не настаиваю. «На нет, – как говориться, – и суда нет».
– Давайте не будем пижонить. Своим предложением вы поставили меня в весьма щепетильное положение. Откуда мне знать какую опасность вы можете представлять для окружающих и вообще, кто вы такой?!
– Не разыгрывайте
Однако в целях устранения возникшего между нами недопонимания я готов немного пооткровенничать с вами. И так, мое имя Артур Мелиган. Я являюсь копией Души одного очень богатого и влиятельного господина, которую создала его супруга втайне от остальных членов некого монаршего семейства.
Какие цели она при этом преследовала, я не стану говорить. Однако моему энергетическому оригиналу крупно не повезло. Сейчас он находится в плену у противника и если его не удастся от туда вызволить, то меня тайно вселят в один из заранее припасенных клонов.
– А если его все-таки освободят? – продолжил тянуть время Ярославцев.
– В этом случае я буду немедленно ликвидирован, что естественно не входит в мои планы. И это все, что я могу вам рассказать.
– Не густо. Да и названное вами имя мне ни о чем не говорит.
– Пока не говорит. – Призрак сделал ударение на первом слове.
– Вы чем ни будь, отличаетесь от своего августейшего собрата?
– Мне кажется, мы зря теряем время?
– А мне так не кажется, господин Мелиган! Поэтому повторяю свой вопрос! Вы как-то отличаетесь от своего оригинала?
– Нет! Я его точная копия.
– Тогда зачем кого-то вытаскивать из плена, рискуя при этом людьми и ресурсами, не проще ли сразу воспользоваться вашими услугами?
– Вы очень сообразительный малый, господин капитан. Не имея представлений о наших передовых технологиях, вы сумели ухватить самую суть обсуждаемого нами вопроса. Браво! – восхитился его проницательностью Фантом. – Однако здесь существует одна маленькая загвоздка. Подмена оригинала на копию рано или поздно вскроется. Если только один из них не канет в небытие. – И призрак многозначительно провел ребром ладони по горлу.
– Судя по серьезности ваших заявлений, смею предположить, что ваша создательница либо где-то уже прокололась, либо находится на грани разоблачения. Не так ли?– предположил капитан.
– Вот именно.
– И все-таки! На кой черт вы мне сдались? – рубанул с плеча Ярославцев пытаясь спровоцировать собеседника на новые откровения.
– Господин капитан, не пытаетесь поймать меня на свои дешевые уловки. Я сказал вам ровно столько, сколько вы заслуживаете. Не тяните время и давайте-ка, принимайте решение.
Курсовой компас, стабилизированный в трех плоскостях на панели управления всеми системами звездолета, тихо гнусавил: «Спи-и-и-и», и своим нудным, непрекращающимся зудением настолько расхолаживал дежурную смену, что той ничего и не оставалось, как только стоически бороться с постоянно наваливавшейся дремотой.
Костя невзлюбил утреннюю вахту с того момента как надел свои первые погоны. Да и в войсках было трудно найти человека способного получать хоть какое-то удовольствие от утомительного ночного бдения за навигационной аппаратурой.
Большинство служивых, патологически ненавидело этот отрезок вахтенного времени, и тянуло столь обременительную лямку исключительно в принудительном порядке.
На добровольца, выразившего желания отпахать, за кого-то, злополучную смену остальная братия смотрела как на умалишенного, и настоятельно советовала ему как можно быстрее обратиться в полковой лазарет, ибо только там его бредни мог выслушать квалифицированный специалист по психиатрии.
Армейские острословы даже не поленились придумать ей оскорбительное наименование, больше похожее на ругательство, которое настолько прочно вошло в сленг всех силовых структур Внеземелья, что сказанное в сердцах: «Ну вот, опять попал на «СОБАКУ»!», не требовал больше ни каких пояснений.
Заступать на это распроклятое дежурство приходилось в час ночи, а меняться после девяти. Неприятности и душевный дискомфорт начинались, как правило, часа в четыре утра. К этому времени космическое судно практически вымирало. Самые стойкие полуночники успевали проиграть свою «битву с Мохнатым», а те, кто так и не дождался его прихода, насильно погружали себя в гипнотический сон.
И вот тогда на борту устанавливалась такая обалденная тишина, что некоторые, особо впечатлительные, члены экипажа, потом утверждали, что слышали, как потоки мельчайшей космической пыли скребли о внешнюю оболочку защитного экрана.
И само собой, что спать, при всем этом, хотелось как из пушки! От выпитого быстрорастворимого кофе уже горчило во рту и начинало пучить желудок, да и переброситься хотя бы парой дежурных фраз было совершенно не с кем.
В главной полетной рубке в столь ранний час оставалось только два члена экипажа: вахтенный штурман из числа офицеров, да дежурный акустик, отгородившийся от внешнего мира наушниками.
Но не бывает, худа, без добра, и некоторые достаточно опытные и нестандартно мыслящие космопехотинцы умудрялись даже в этой, казалось бы, полностью безнадежной ситуации, находить свои маленькие плюсы, и превращали «Собаку» в некий размеренный и сравнительно терпимый ритуал.
Во-первых, они не жалели денег на приобретение натурального зернового кофе, который сперва, не спеша и обстоятельно, перемалывали на ручной мельнице, а затем приготавливали строго определенным способом.
Поэтому, результат этих церемониальных действий превосходил все мыслимые ожидания, и после маленькой чашечки настоящего «Бразильского» глаза самопроизвольно вылезали из орбит, а выпитая порция позволяла на ближайшие два часа смело послать свой сон куда подальше.
Во-вторых, наши неугомонные рационализаторы внутренней службы, упорно осваивали давно забытый язык жестов, чтобы вволю «поболтать» с безмолвным акустиком или вовсе обучались искусству чтения по губам.