Ловцы звезд
Шрифт:
– Сначала мы туда.
– Зачем?
– Навестить Мауса.
– А тесты!
– К чертям тесты. Я хочу видеть Мауса. Ты идешь?
– Да ты что? Эй! Подожди!
Они побежали к скутеру, шутливо поборолись за руль. Мойше победил. Он не верил ей, что она отвезет его туда, куда он хочет.
Он летел по коридору, распугивая ругающихся пешеходов. Ветер в лицо радовал – пока он не вспомнил, что случилось. Память о том, что он сделал, заставила его при входе в госпитальный отсек вести себя тихо.
Враньем и угрозами он пробился мимо сестер, которые считали, что здесь у них монастырь.
Они
Вдруг откуда-то дальше по коридору разнесся женский смех.
– Как ты думаешь? – спросил Мойше.
– Я бы не стала ставить против, – ответила она. Ее хорошее настроение еще не развеялось.
Мойше пошел на звук смеха в небольшую отдельную палату, где обнаружил Мауса, который охмурял сестру. Бен-Раби задумался, за каким, собственно, чертом он сюда пришел. Кажется, Маусу он не слишком нужен. Потом он понял. Он пришел не по какой-нибудь разумной и солидной причине, а просто потому, что хотел знать, как Маус. И это было глупо. Наземники так себя не ведут.
Излишне говорить, что Маус чувствовал себя отлично.
– Чего ты тут делаешь? – спросил Мойше, чувствуя себя неловко, что прерывает беседу. – Там работа стоит!
Маус усмехнулся и подмигнул:
– Мойше, каждому полагается отпуск. Кроме того, здесь я познакомился с Викки. Дорогая, скажи «здрасьте» моему другу Мойше.
– Здрасьте моему другу Мойше.
– Видишь, какая девушка? Я все хочу выяснить, так ли эти длинные стройные ноги хороши, как обещают. Эта рабочая одежда очень портит вид женщины.
– Как ты, Маус? – спросил бен-Раби.
– Не хуже, чем можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, как сказал человек перед тем, как закрыли его гроб. – Он сдвинул верхнюю простыню. Его рука и плечо были скрыты толстым слоем бинтов и частично – гипса. – Через пару дней они меня отсюда выкинут. Если только я не нашепчу в это красивое ушко чего-нибудь такое, чтобы меня здесь оставили.
Викки хихикнула.
– Ну, что ж. Я просто хотел проверить. Извини, что помешал. Веди себя хорошо.
– Разве когда-нибудь бывало иначе? – Маус коротко рассмеялся. – Слушай, Мойше, загляни, будь другом, в мою каюту и посмотри, чтобы там никто серебряные ложки не спер.
– Сделаю.
– Увидимся через пару дней.
– Ага.
Бен-Раби повернулся и вышел, Эми за ним.
– Черт! – с сердцем сказал он. – Дураком себя чувствую.
– Почему?
Он покачал головой. Это трудно было объяснить. Тем более ей. Сейнеру не понять, что он имел в виду, когда сказал, что они с Маусом миновали ту точку, где был возможен возврат, и стали настоящими друзьями. В биографии Эми не было ничего такого, чтобы она могла понять, что это значит для наземника.
А у нее был беспокойный вид.
– Думаешь, что скажет Ярл на наше опоздание? – спросил он.
– Угу.
Задумчивость не оставляла ее весь путь по стерильным коридорам.
– А что это за тесты?
– Не знаю. Просто какие-то тесты. Он уловил привкус не правды. Ему не полагалось знать их назначение. Всю жизнь он ненавидел тесты, которые ему каждый раз предлагались там, дома: коэффициент интеллекта, эмоциональная устойчивость, индекс предубеждений, социальная ответственность, реакция на обстановку, гибкость, адаптабельность, то, что правительство называло эвфемизмом «Отчет по случайной выборке»…
Агентов Бюро бомбардировали этими тестами в течение периодов инструктажа и отчета. Был даже тест на сопротивляемость тестам. У него она была сильной. Он не любил, чтобы ему залазили внутрь. Слишком он сам это часто делал.
– Это не пресловутые тесты Уорнера? Она не ответила. Он сделал еще пару заходов, отклика не получил и бросил.
Чтобы вернуться к скутеру, пришлось идти в объезд. Дорога, которой они собирались пройти, была забита ранеными с погибшего траулера.
– Плохо дело, Мойше, – сказала Эми, разглядывая длинные ряды носилок. – Их начали нести сразу, как стихла стрельба. Только со всех подбитых их снять не удастся. Они тоже падают на Звездный Рубеж.
– А куда их помещать? В конце концов всем придется спать стоя.
– Что-нибудь найдем.
– Напоминает мне полетную практику на последнем курсе. В то лето у нас тоже были страхи войны. Война на Теневой Линии и сангарийцы. И еще кто-то нашел планету пиратов Мак-Гроу. И все корабли Флота были при деле. Так что астрогационную практику мы проходили на зафрахтованных Академией частных судах.
Воспоминания. Тем летом он порвал с Элис…
– Расскажи, как это было.
– Что? Зачем тебе?
– Потому что я ничего о тебе не знаю. Ты никогда о себе не говоришь. А я хочу знать, кто ты.
– Ну, ладно. Мне достался худший из списка Меня кое-кто не любил. Это был толстозадый купец, который мотался вдоль Границы между Трегоргартом, Большой Сахарной Горой, Карсоном, Сьеррой и Сломанными Крыльями. Всю дорогу дребезжал и разваливался и вез сумасшедших пассажиров. На купцов набивается очень чудной народ. По дороге от Сломанных Крыльев до Карсона мы налетели на пиратов Мак-Гроу. Мой первый бой.
Он на несколько секунд замолчал, и ей пришлось спросить:
– И как это было?
– Полностью внезапно. Обычно Мак-Гроу не трогают торговцев, но их тогда сильно теснил Флот, а мы везли оружие Гнею Шторму…
Зачем он ей это рассказывает? Это совершенно не ее дело. И все же… Разговор отвлекал от предстоящих тестов.
– Говори, Мойше.
Он не сомневался, что инцидент во всех деталях есть в записях Киндервоорта.
– У нашего «Халтурщика» – именно так его и звали – барахлил двигатель. Чуть на волосок от синхронизации. Торговец не может себе позволить его настройку, пока он совсем не выбьется из параметров. Так что Мак-Гроу не могли войти с нами фазу и вытащить в норм. Они пытались дать предупредительный выстрел нам по курсу. А наш двигатель выкинул одно из своих коленец, синхронизировался с ними и вытащил нас обоих прямо во взрыв. Корабль Мак-Гроу погиб, а «Халтурщику» тоже крупно досталось, но одну герметичную секцию мы сохранили. И я там был заперт с сумасшедшей семьей с какой-то планеты Первой Экспансии. Они ненавидели всех, а особенно – землян и пришельцев. А нам – мне и радисту-улантиду – предстояло определить, где мы, и позвать на помощь. Три недели ушло, чтобы состряпать передатчик и еще три месяца, пока кто-то поймал наш сигнал. Жуткое было дело. Мне было тогда девятнадцать, перепуган я был до смерти, и все это лежало на мне… Эй? Где это мы?