Love etc
Шрифт:
– Ты тоже нет.
– Non illegitimi carborundum [41] , – ответил он. Но мне показалось, что они до него таки добрались. Все та же стрижка, ничуть не поседел, но лицо немного помято, а льняной костюм – который показался мне удивительно похожим на тот, что он носил десять лет назад – был в разных пятнах и отметинах, что в былые времена могло бы сойти за признак богемности, но сейчас он просто выглядел поношенным. На нем были черно-белые штиблеты. Такие носят сутенеры – только эти были слишком потерты. Так что он выглядел в точности как Оливер, только более потрепанным. С другой стороны, возможно это я изменился. Может он остался совершенно таким же, просто я теперь воспринимал
41
лат. – «не дать ублюдкам стереть нас в порошок» – римское законодательство лишало незаконорожденных права на бесплатное лечение зубов. Болезнь зубов и десен являлись следствием дурного помола муки, куда попадали частички мягкого песчанника, из которого изготовлялись мельничные жернова.
Он рассказал мне, что произошло за последние десять лет. С его слов все очень радужно. Карьера Джиллиан пошла в гору с тех пор как они вернулись в Лондон. Дочери – предмет их радости и гордости. Они живут в перспективном районе. Оливер тоже «как раз работает над несколькими проектами».
Не так их и много, чтобы он мог позволить себе угостить меня выпивкой в свой черед (вам придется извинить меня за то, что я замечаю такие вещи). Он не особенно потчевал меня и расспросами, хотя один раз все же спросил про мой бизнес «зеленщика». Я сказал, что дело доходное. Это слово было не первым, что пришло на ум, но это было то слово, которое мне хотелось чтобы Оливер услышал. Я мог бы сказать, что это увлекательно, или что это большой риск, или что дела съедают много времени, или что приходится много вкалывать, все что угодно, но то, как он задал этот вопрос, заставило меня сказать, что дело доходное.
Он кивнул с несколько обиженным видом, словно существовала прямая связь между людьми, добровольно расстающимися со своими деньгами чтобы купить лучшие органические продукты в Лавке Зеленщика, и людьми, не желающими расстаться со своими деньгами, чтобы помочь Оливеру работать над «его проектами». Словно я, как человек преуспевший в денежном отношении, должен был испытывать из-за этого чувство вины. Но, как видите, я не испытываю.
И вот еще что. Вы же знаете, что бывает отношения застревают на том этапе, с которого начались. Как в семье, где младшая сестренка так и остается младшей сестренкой для своего старшего брата, даже если она уже получает пенсию. Но между Оливером и мной теперь все иначе. Я хочу сказать, в этом пабе он все еще обращался со мной так, словно я был его младшей сестренкой. Для него все по-прежнему. Но не для меня. Я чувствую себя совершенно по-другому.
Потом я пробежался по некоторым вопросам, которых он не задал. В былые времена это бы меня немного задело. Теперь нет. Интересно, обратил ли он внимание на то, что я не расспрашивал его о Джиллиан. Я выслушал то, что он мне рассказал, но сам не расспрашивал.
Джиллиан: Софи делала домашнюю работу, когда Оливер вернулся домой. Он был немного навеселе, но не пьян, что-то вроде пара-тройка стаканчиков на пустой желудок. Вам знакомо, когда мужчина возвращается домой, в глубине души надеясь, что его за это похвалят? Потому что где-то в подсознании у него осталось воспоминание о временах, когда он еще не женился, не спрашивал разрешения остаться подольше и вечеринка могла беспрепятственно длиться сколько душе угодно. Так что есть легкий привкус – не знаю как назвать – агрессии, обиды, в ответ на что ты тоже обижаешься, потому что в конце концов никто не запрещал ему остаться подольше и ты, честное слово, не возражала бы если бы он и задержался, даже до глубокой ночи, потому что иногда приятно провести вечер одной с детьми. Все это создает немного натянутую атмосферу.
– Пап, где ты был?
– Были в пабе, Соф.
– Ты напился?
Оливер сделал круг по комнате, изображая пьяного, подышал на Софи, которая замахала руками и притворилась, что сейчас упадет в обморок.
– А с кем ты ходил напиваться?
– С одним старым приятелем. Со старым лицемером. С американским плутократом.
– А что такое плутократ?
– Это тот, кто зарабатывает больше, чем я.
Как большинство людей, – подумала я.
– А он тоже напился?
– Напился? Да он так напился, что у него контактные линзы выпали.
Софи засмеялась. Я немного успокоилась. На мгновение. И зря. Вам не кажется, что у детей есть чутье на такие вещи?
– Ну так кто он?
Оливер посмотрел на меня.
– Просто Стюарт.
– Смешное имя – Просто Стюарт.
– Ну хорошо, он юрист. Юрист во всех отношениях, кроме того, что он не работает юристом.
– Пап, ты и правда напился!
Оливер снова подышал на нее, Софи снова затихла и вроде бы вернулась к своей домашней работе.
– Так откуда ты его знаешь?
– Кого его?
– Просто Стюарта Плутократа?
Оливер снова посмотрел на меня. Не знаю, заметила ли это Софи.
– Откуда мы знаем Стюарта? – спросил меня он.
«Да уж, премного благодарна», – подумала я, – «не хочешь запачкать руки». Еще я подумала: «Пока не время».
– Мы были с ним знакомы, – довольно расплывчато сказала я.
– Это очевидно, – ответила она совсем по-взрослому.
– Бутерброды на кухне, – сказала я Оливеру. – Пора спать, – сказала я Софи. Они знают, когда я так говорю. Я тоже знаю и не люблю поступать так слишком часто. Но что еще было делать?
Оливер покопался на кухне какое-то время и вернулся с большим бутербродом с маслом и чипсами. У него есть глубокая сковородка, которой он страшно гордится, с каким-то фильтром, который должен поглощать запахи. Конечно, ничего он не поглощает.
– Секрет хорошего горячего бутерброда с маслом и чипсами – сообщил он, уже не в первый раз, – в том, что горячие чипсы растапливают масло на хлебе.
– Так что?
– Так что масло течет по рукам.
– Нет. Так что со Стюартом?
– Ах, Стюарт. Он в добром здравии. Весь седой. Купается в деньгах. Не дал мне угостить его выпивкой – ты же знаешь каково это, когда превращаешься в плутократа.
– Мне кажется, ни ты, ни я этого не знаем.
Послушать Оливера, Стюарт тот же что и раньше, только стал плутократом и пивным занудой, который много болтает о свиньях.
– Вы собираетесь снова встретиться?
– Не говорили об этом.
– Ты взял его номер телефона?
Оливер взглянул на меня и подобрал немного масла с тарелки.
– Он мне не сказал.
– Ты хочешь сказать – он отказался?
Оливер прожевал свой кусок, потом театрально вздохнул:
– Нет. Я хочу сказать, что я его не спрашивал, а он сам не предложил.
Я почувствовала облегчение, когда услышала это. Это стоило раздражения Оливера. Может он здесь просто проездом.
Хочу ли я встретиться со Стюартом снова? Я задала себе этот вопрос позже. И ответа не нашла. Вообще я неплохо разрешаю затруднения – что ж, кто-то должен этим заниматься – но я сознаю, что в некоторых вещах я хочу чтобы кто-то другой принял решение за меня.
В любом случае, не думаю, что до этого дойдет.
Терри: У меня есть друзья, которые живут у моря. Они рассказали мне, как работают ловцы крабов. Они начинают глубокой ночью, где-то в два тридцать и работают до утра. Они раскладывают сеть длиною до пятисот ярдов, к которой через каждый ярд подвешивают грузило и наживку. В качестве наживки обычно используют угря. Потом, после того как они разложили сеть, они начинают ее натягивать и тут требуется острый глаз и большая сноровка. Крабы хватаются за наживку, но крабы ведь не дураки, они не дадут просто так поднять себя в воздух, отцепить от сетки и бросить в корзину. Поэтому за секунду до того, как краб опустится вниз, за секунду до того, как он удерет, ловец крабов должен бесшумно спуститься в воду и подловить его.