Ловец человеков
Шрифт:
Он бросил взгляд вперед, куда уходили два ряда невысоких каменных домиков, вправо, где у самой окраины сонно копались две неприлично упитанных свиньи, налево, где вилась в траве тропинка, судя по всему, к реке, и невпопад вспомнил о том, что свиньи съедают брошенный в загон труп дня за четыре начисто, даже с костями, а реки предгорий с их течением могут унести тело так далеко, что, когда его выловят, опознание станет возможным только по особым приметам…
— Добрый день, отец Андреас! — выдернул его из сумрачного оцепенения чей-то крик; Курт обернулся на голос. У второго домика с краю,
Священник ответил что-то, что-то спросил; Курт его не слушал, осматриваясь.
Улица, по которой они ехали, через несколько домов пересекалась с другой такой же, образуя перекрестье с традиционным колодцем в центре — уже отсюда было видно огромное темное пятно мокрой земли вокруг него. Двое мальчишек, повиснув на краю каменного мешка, увлеченно орали вниз, прислушиваясь к эху, тут же беседовали четыре женщины, поставив на землю наполненные ведра; время от времени одна из них хватала мальчишек за шивороты, стаскивая с низкой кладки колодца, и снова возвращалась к разговору.
— Это Каспар, у него замечательное пиво, — услышал Курт и обернулся к священнику, непонимающе подняв брови. Тот пояснил: — Человек, который сейчас поздоровался с нами…
— С вами, — поправил он; отец Андреас смущенно передернул плечами:
— Вас ведь тут пока не знают, брат Игнациус.
Все верно, подумал он, но когда узнают — как будут себя вести? Не переходить ли на другую сторону дороги?.. Хотя, при ширине здешних улиц, это не спасение…
— Собственно, — продолжал между тем священник, — пиво здесь варят все, и все — неплохое, но Каспар в этом большой знаток. Ну, знаете, семейные секреты…
О которых лучше иногда не спрашивать, договорил Курт про себя. А то ведь могут и рассказать. После чего надолго отпадет желание пить особенные сорта по семейному рецепту; жучки, которые должны обязательно падать в котел с дерева октябрьской ночью, были не самой неаппетитной подробностью, которую ему однажды удалось выведать у одного такого хранителя семейных тайн пивоварения…
— Доброго дня… — донеслось нестройным хором от колодца, и Курт снова ощутил на себе взгляды — заинтересованные, но настороженные. Мальчишки перестали оглушать колодец и уставились на него в упор.
Отец Андреас приостановился, поздоровавшись с каждой из женщин; кажется, он говорил правду, сетуя на то, что односельчане откровенно игнорируют своего священника — по пути до колодца его видели еще человек десять, и проходящих мимо, и занятых чем-то у своих домов — но поздоровались только пивовар и эти женщины. Святой отец же, кажется, с радостью хватался за каждого, кто хоть чуть обращал на него внимание, и в ответ на пожелания доброго дня заводил разговор, выспрашивая о жизни, здоровье, детях и хозяйстве.
Мальчишкам, похоже, надоело рассматривать гостя и слушать о здоровье соседской овцы; отвернувшись от взрослых, они снова повисли на краю колодца и гикнули вниз хором. Настоятельский жеребец, дернув ушами, испуганно фыркнул и отпрянул, припав на задние ноги; едва не вылетев из седла самым позорным образом, Курт схватился за поводья так, что свело пальцы, задрав морду коня к небу и чувствуя, что заваливается набок. С величайшим трудом удержав поднявшегося на дыбы жеребца, он тяжело выдохнул, благодаря всех святых за то, что начало первого дела не ознаменовалось валянием майстера инквизитора в грязи на глазах у крестьян, и, не сдержавшись, буркнул нечто из такого простонародного диалекта, что одна из женщин порозовела, а мальчишки уставились на него снова — с изумлением и едва ли не почтением. Отец Андреас вспыхнул, заозиравшись вокруг, и абсолютно не к месту пояснил присутствующим:
— Жеребчик-то отца настоятеля… пуглив безмерно…
Обустройство на новом месте явно начиналось неладно; чувствуя себя, как голый посреди городской площади, Курт решительно развернулся и двинулся от колодца прочь; он понятия не имел, куда ведет улица справа, но был уверен, что священник сию же секунду догонит его и доложит об этом. Он не ошибся: позади прозвучало торопливое прощание, семенящее чмоканье ослиных копыт в мокрой земле, и голос отца Андреаса за плечом сообщил:
— Если по этой улочке до конца, брат Игнациус, там и наша церквушка как раз, а подле нее и мой дом, в котором, пусть и без особых роскошеств, что поделаешь, но от всей души счастлив буду вас устроить…
Что такое гостеприимство священства на вверенном ему участке работы, Курт уже познал на практике; представив себе утро за утром, начинающиеся с наблюдения услужливо-понурой физиономии несчастного священника, он передернул плечами. Увольте…
К тому же, для ведения расследования главное — возможность уединиться, не призывая назойливого хозяина, каковым отец Андреас обязательно и окажется, не беспокоить гостя до обеда либо ужина; к прочему, само понятие «гость» подразумевает некоторую несвободу в словах и действиях, диктуемую если не писаными правилами, то различными негласными нормами общения.
— Ведь в Таннендорфе, вы говорили, трактир, отец Андреас? — возразил он. — Не хочу вас стеснять. К тому же, — чуть повысил голос Курт, предваряя бурные возражения священника, чье лицо уже приобрело выражение обиженно-противоречащее, — так мне будет проще общаться с вашими прихожанами.
— Если это важно для дела, то что ж, — сочувствующе закивал святой отец, — я это понимаю… Но нашу церковь вы, я надеюсь, посетите, брат Игнациус?
— Конечно, какие сомнения!.. — искренне удивился он. — Так как мне попасть к вашему трактиру?
Пояснения священника были просты и кратки, как улицы Таннендорфа, и у двухэтажного строения, явно знававшего и лучшие времена, Курт оказался уже минуты через три. Трактирчик был возведен из того же серого камня, что и прочие дома деревеньки, и, похоже, в одно время с ними — в ремесле каменщика Курт не смыслил совершенно, но даже его познаний хватило на то, чтобы увидеть в кладке одну и ту же руку. От домов жителей он отличался лишь высотой да крышей — из хорошей, когда-то ровной черепицы. Судя по наглухо затворенным ставням второго этажа, постояльцев здесь не было и даже не предвиделось, стало быть, мысленно усмехнулся он, услышать «мест нет» ему не грозит.