Ловец снов
Шрифт:
— Прощайте, мальчики, — прошептал он. — Приятных сновидений.
Если повезет, они так и не проснутся, когда Курц и Фредди придут за ними и положат конец их существованию перед началом охоты на главную добычу.
Оуэн внезапно замер, поскользнулся и схватился за капот «хамви». Даддитс уже отработанный материал, но спасти Генри Девлина еще можно.
Нет! — вопила часть разума, когда он взялся за ручку задней дверцы. Нет, времени не осталось!
Но Оуэн решил рискнуть. Поставить на карту весь мир. Может, заплатить еще немного, в счет долга за блюдо Рейплоу, может, за то, что сделал вчера (эти голые серые фигурки, стоящие вокруг разбившегося корабля, с
Не сочувствие, к дьяволу, подумал он, открывая дверь. Нет, сэр, никакого сочувствия к мудаку.
Даддитс сидел ближе. Оуэн схватил его за воротник просторной куртки и дернул. Даддитс боком рухнул на сиденье. Кепка свалилась, открывая блестящий лысый череп. Генри, так и не отнявший рук от Даддитса, упал сверху и, не открывая глаз, тихо застонал. Оуэн наклонился и свирепо прошептал ему на ухо:
— Только не вставай. Ради Господа Бога, Генри, не вставай.
После чего он захлопнул дверцу, отступил шага на три и, прижав ствол к бедру, дал залп. Стекла «хамви» пошли трещинами, побелели и рассыпались. Гильзы запрыгали у ног Оуэна. Он снова подошел поближе и заглянул в дыру. Генри и Даддитс по-прежнему лежали неподвижно, засыпанные крошками стекла, залитые кровью Даддитса, и на первый взгляд казались самыми мертвыми из всех мертвецов, которых когда-либо видел Оуэн. Оставалось надеяться, что Курц не будет долго присматриваться. Слишком спешит. В любом случае Оуэн сделал все, что мог.
Услышав резкий металлический лязг, он ухмыльнулся. Теперь-то он точно знает, где Курц: у той промоины, где закончил свой путь «субару». Хорошо бы, Курц и Фредди влепились носом в зад гребаной развалюхи, но, к сожалению, звук был не настолько громким. Все же теперь ясно, где они. В миле от них, в целой миле. Не так плохо, как он думал.
— Полно времени, — буркнул Оуэн.
Это, конечно, верно в отношении Курца, но как насчет другой стороны? Где мистер Грей сейчас?
Держа винтовку за ремень, Оуэн пустился по тропе, ведущей к опоре № 12.
Мистер Грей открыл для себя еще одну неприятную человеческую эмоцию — панику. Он прошел весь этот путь: световые годы сквозь космос, сотни миль сквозь снег, чтобы в конце дороги его так бездарно подвели мышцы Джоунси, безнадежно ослабевшие, отказавшиеся функционировать. К тому же железная крышка оказалась тяжелее, чем он представлял.
В отчаянии он налег на лом так, что спина Джоунси, казалось, вот-вот переломится — и наконец был вознагражден узким ломтиком тьмы по краям ржавого железа. И скрежетом этого самого железа по бетону. Сдвинулась! На дюйм-другой, не больше, но сдвинулась!
Но тут поясницу Джоунси прихватило так, что мистер Грей, шатаясь, прижимая ладони к больному месту и скрипя зубами (благодаря своему иммунитету, Джоунси сохранил все до одного), отступил. Похоже, он в самом деле разваливается.
Лэд жалобно завизжал. Посмотрев на него, мистер Грей увидел, что тварь готова вырваться на волю. Хотя пес по-прежнему спал, брюхо раздулось до такой степени, что одна лапа неподвижно торчала в воздухе. Кожа внизу брюха натянулась, и казалось, вот-вот лопнет, вены быстро-быстро пульсировали. Из-под хвоста тянулась струйка крови.
Мистер Грей наградил злобным взглядом ни в чем не повинный лом, так и торчавший в крышке. В воображении Джоунси русская представлялась стройной красоткой с черными волосами и темными трагическими глазами. На самом же деле она наверняка была широкоплечей, плотной и мускулистой, иначе как бы…
Воздух разорвали выстрелы. В опасной близости. Слишком опасной. Мистер Грей, охнув, огляделся. Благодаря Джоунси частью его маски стала чисто человеческая коррозия сомнения. Впервые он осознал, что может потерпеть неудачу, да, неудачу, даже сейчас, когда цель так близка, что он слышит плеск воды, начинающей свое шестидесятимильное подземное путешествие. И все, что стоит между байрумом и остальным миром, — жалкая ржавая крышка весом сто двадцать фунтов.
Плюясь визгливой отчаянной литанией Биверовых проклятий, мистер Грей ринулся вперед. Истерзанное тело Джоунси дергалось на ненадежной опоре больного бедра. Один из них вот-вот явится, тот, кого зовут Оуэн, и мистер Грей не смел надеяться, что сумеет заставить Оуэна прицелиться себе в грудь. Будь у него время, возможность застать Оуэна врасплох, тогда возможно. Но у него нет ни того, ни другого. Этот человек, который идет за ним, натаскан на убийство, это его ремесло.
Мистер Грей взвился в воздух. Послышался вполне различимый хруст, это бедренная кость Джоунси, не выдержав непосильной нагрузки, вывернулась из сустава. Мистер Грей навалился на лом всей тяжестью тела Джоунси. Край снова поднялся, и на этот раз крышка проехалась по бетону едва не на целый фут. Снова появился черный полумесяц, в который когда-то скользнула русская. Не совсем полумесяц, скорее тонкое «С», выведенное пером каллиграфа… но собака пройдет.
Нога Джоунси больше не действовала (кстати, где Джоунси? До сих пор ни звука от его скандального хозяина), но это не важно. Он вполне может ползти.
Мистер Грей так и сделал. Пополз по ледяному полу к тому месту, где лежал спящий колли, схватил Лэда за ошейник и потащил к скважине.
Зал Воспоминаний — просторное хранилище коробок — тоже вот-вот готов развалиться. Пол трясется, как в приступе бесконечного, медленного землетрясения, люминесцентные светильники чахоточно мигают, придавая помещению неправдоподобный, словно галлюцинация больного белой горячкой, вид.
Джоунси мчится из последних сил, перебегает из коридора в коридор, чисто интуитивно находя путь в лабиринте. И непрерывно приказывает своему телу наплевать на проклятое бедро, в конце концов он теперь всего лишь чистый разум. Но с таким же успехом инвалид мог бы убеждать ампутированную конечность не болеть.
Он летит мимо коробок с метками АВСТРО-ВЕНГЕРСКАЯ ВОЙНА, и КАФЕДРАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА, и ДЕТСКИЕ ИСТОРИИ, и содержимое ВЕРХНЕГО ШКАФА. Натыкается на гору рассыпавшихся коробок, обозначенных КАРЛА, припадает на больную ногу, вопит от боли. Хватается за ящики (на этих надпись ГЕТТЕРСБЕРГ), чтобы удержаться от падения, и, наконец, видит дальний конец хранилища. Слава Богу, кажется, он оставил позади много миль.
На двери таблички:
БЛОК ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ. ПОЖАЛУЙСТА, ТИШЕ.
и:
ПОСЕЩЕНИЕ ТОЛЬКО ПО ПРОПУСКАМ.
Точно, именно туда его и привезли. Там он проснулся и услышал зов хитрого мистера Смерти, притворявшегося, будто зовет Марси.
Джоунси влетает в двери и оказывается в другом мире, который узнает сразу: белый с голубым коридор блока интенсивной терапии, где четыре дня спустя после несчастного случая он сделал первые нерешительные шажки. Прохромав с дюжину футов по выложенному кафелем коридору, он замечает брызги байрума, расплескавшиеся по стенам, слышит непривычную для больницы, хоть и тихую, музыку, кажется, это «Роллинг Стоунз» поют «Сочувствие дьяволу».