Ловец

Мамаева Надежда Николаевна

Шенни

Первый вдох в легкие, казалось бы, уже забывшие, что значит сжиматься и раскрываться, резанул по гортани. А потом в нос ударил запах камфоры.

Я распахнула глаза. Потолок подвала, суета, топот ног. Кто-то помог мне сесть, и я увидела, как поднимается с алтаря Зак.

В сознании всплыли слова Тэда о том, что никто, кроме меня, не сможет помочь Дарку, и что его сейчас непременно убьют… Солгал, паршивец.

Взгляд метнулся вбок. На носилках лежал Тэд. Белое лицо, словно высеченное из мрамора. Кровь, много крови. На его груди, на руке. Суетящийся рядом с ним лекарь.

– Вот ведь сумасшедший. Опять рана открылась. Как не сдох только! А все из-за этой мамзельки. Мыслимо ли, душу в тело вернуть! – причитал врачеватель.

Как выяснилось, рядом был еще один ловец. Он, уверившись, что со мною все впорядке и я окончательно пришла в себя, переключился на более важные дела.

А потом опять были показания, допрос, протоколы.

Прошло две недели.

Тэд.

На стол мессира лег отчет. Тэд писал его скрупулезно, не упуская деталей, правда дома. Лекари запретили ловцу возвращаться на службу до полного выздоровления и тела, и резерва.

Это были две самые тяжелые недели в его жизни. Каждый день тянулся нескончаемо долго. А ночи – его личное безумие. Раз за разом просыпаться и понимать – все это сон. Она с другим. Она счастлива.

Когда начальник прочел листы, заявившись прямо в квартиру Тэда, то, отложив отчет, огладил усы и уточнил:

– Стало быть, по обрывку записки догадался?

– Да, я вспомнил, как Карлос упоминал аспиранта Закриана и то, что недавно читал его диссертацию. А этот обрывок с росчерком Дарка и окончанием «рок». Все сошлось. Ведь именно так подписывает угол титульного листа научной работы «автор этих строк» и росчерк пера. Тогда–то все и встало на свои места.

– Вот за что я тебя и ценю. Подмечаешь правду, даже если она тебе противна, – глубокомысленно изрек мессир и добавил: – Ну, мне пора.

Он забрал папку с отчетом.

На душе Тэда стало еще хуже. Пока писал, он был хоть чем-то занят. Теперь же остались лишь мысли о ней.

– Я должен знать ответ на один вопрос, и пошло все в бездну! – с таким решением ловец поднялся с кровати.

Бариста призывно мяукнула.

– Бар, я должен убедиться. Пусть она скажет, что ненавидит меня, что любит другого, но глядя в глаза. Тогда я смогу ее отпустить. Если у меня есть хоть тысячная доля шанса, я буду за нее бороться. До конца.

Киса неодобрительно мяукнула. Ей не нужны были конкурентки на ее территории, а уж делить хозяина она и подавно ни с кем не хотела.

Шенни

Накрапывал осенний дождь. В домике, что я сняла в серебряном квартале, потрескивали поленья в камине, даря иллюзию уюта. Вернуться в особняк, где я провела с Грегом три года – увольте. К матери – тем паче. Оставаться у родителей Зака – почему–то после того дня, когда я практически умерла, мне не хотелось. А обременять Фло… Я перестала быть нищенкой, и мне хотелось наоборот, отблагодарить старуху, не только добрым словом, но и деньгами.

Помниться, я тогда боялась, что она их не возьмет, но Фло была женщиной разумной и наученной прожитыми летами. Потому тысячу талеров взяла охотно.

Зак, расположившись в кресле, спросил меня уже не в первый раз.

– Так на какую дату назначить свадьбу? Да, официальный траур и все, что ему причитается – год, но не по собственному же несостоявшемуся убийце.

Я не знала, что ему отвечать. Закриан Дарк – жених, о котором можно только мечтать. И что самое главное – он меня любит. Вот только чем дальше, тем отчетливее понимала, что я–то его – нет.

Каждую ночь я просыпалась от того, что представляла рядом с собой другого. Этот другой был Тэд. Днем я ненавидел ловца, но ждала вечера.

Лгать так всю жизнь? Обманывать не только себя, но и того, кто рядом? Бесчестно, зато в лучших традициях собственной матушки, которая сейчас отбывала исправительные работы в Оплоте за незаконную блокировку магии у собственной дочери.

– Так как насчет даты?

– Дай мне время подумать.

– Хорошо, – он вздохнул. – Я не буду сегодня задерживаться, завтра я должен отдать свою работу новому рецензенту.

Он поднялся из кресел.

Я проводила его до порога и закрыла дверь. А потом, укутавшись в плед, села у камина. Долго смотрела на языки пламени. Они завораживали своим безумным танцем, бесновались, когда я подкидывала на поживу новые поленья.