Ловушка для ангела
Шрифт:
43
В коматозном состоянии Вера вышла от Труханова. Внутри её было пусто, словно всю предыдущую жизнь вдруг выдуло сквозняком.
— Вот и всё! Теперь уже никогда в жизни у неё не будет ничего хорошего, — твердило её сознание. И тоскливый страх щемил сердце.
Ещё утром её считали нормальным человеком, а сейчас её будущее перечёркнуто крест, на крест и впереди следствие, суд и, возможно, тюрьма. А она всего лишь хотела лучшей жизни, а потом всё так запуталось и завязалось морским узлом прямо на её шее.
На улице
— Вот так я всегда и скользила по жизни, — подумала Вера. — И мне не на кого было опереться. А теперь я совсем одна!
Сейчас с ней оставался лишь, жаливший лицо, колючий снег и вертевший воронкой холодный ветер. Но Вера шла, игнорируя погоду и все её коллизии. Она её просто не замечала. Та отвечала ей взаимностью.
Ни есть, ни пить, ни дышать ей не хотелось.
И всё вокруг: дома, прохожие, машины — медленно ползло, словно в белом фильме ужасов, в котором она жила последние дни.
Вера всё шла и шла. Ведь пока её ещё не задержали и она могла себе позволить куда — то идти. Пока!
Её слегка толкнула молодая женщина, спешившая, как это было возможно, по гололёду в сторону железнодорожного вокзала. Вера вздрогнула и уставилась на неё непонимающим взглядом. Но потом почему — то пошла за ней.
Электронное табло подсказало ей, что электропоезд до её родного городка отходит через пять минут. Вера пошла к нужной платформе.
Народа в вагоне было не много и Вера села у окна. Потом тряслась два часа в вонючей, плохо убранной электричке, глядя на мелькающие сквозь метель белые деревья, поля, станции, дома. Они пролетали перед глазами так же стремительно и тупо, как и вся её жизнь. Всё мимо и всё прахом.
Лишь отвратительный запах электрических печек и, нагреваемых ими лавочек грязного вагона напоминал ей, что она пока живая, раз чувствует, что у неё вот, вот вывернет наружу кишки.
Когда потом Вера шла по улице, её ещё долго мутило, будто она всё ещё продолжала трястись в призрачном поезде.
Дойдя до своего бывшего дома, она осознала, что по дороге не встретила никого из своих знакомых. Или не заметила. За два года могли вырасти и измениться её ученики. А взрослые?
Порывшись во внутреннем кармашке сумки, она нашла там ключи. Странно, что с ней оказалась её старая, правда любимая сумка и, что она так и не выбросила из неё ключи от этого дома. Словно с самого начала намеревалась сюда вернуться.
После темноты улицы, чистый и светлый подъезд ослепил. Возможно, его до сих пор убирала их добросовестная уборщица.
Дверь её квартиры оказалась не заперта, а просто приткнута. Замок в двери был сломан. А когда Вера щёлкнула выключателем в тёмной прихожей, свет не загорелся. Видимо, электричество отключили за неуплату.
— Ничего удивительного, — сказала себе Вера. — Вся моя, казавшаяся мне такой яркой, жизнь на самом деле прошла в сплошных сумерках.
Уже от двери Вере стало нестерпимо тошно: в нос ударил зловонный, смрадный запах. Воняло винным перегаром, въевшимся в стены, табачным дымом и немытым унитазом. Веру опять замутило. Это было уже слишком.
По узкой дорожке света, пробивавшегося из подъезда сквозь незакрытую дверь, она прошла на кухню.
Даже в темноте замусоренная кухня поражала нежилым видом. Пол был не только грязным, но и липким. Кухонное окно напоминало мутное пятно, которое наискось перечёркивал оторванный с одной стороны карниз. Сползшая занавеска валялась на полу. И не она одна. Кругом был образцовый бардак. На замусоренном объедками и окурками столе слабо отсвечивали стаканы и пустые бутылки.
Вера с отвращением взяла со стола липкий стакан. По грязной клеёнке врассыпную бросились потревоженные тараканы.
Вера вздрогнула, чуть было не выронив стакан. Эту домашнюю живность она не выносила с детства. А теперь тараканы хозяйничали в этой квартире вместо неё. Взяв себя в руки, она понюхала стакан и поняла, что пили из него совсем недавно. Она хотела было поставить его в раковину, но та и без того была полна грязной посудой.
Брезгливо передёрнувшись, Вера аккуратно пошла дальше, намереваясь открыть форточку, но всё — таки зацепила ногой за что — то большое и мягкое. Она невольно вскрикнула.
44
Ночью Ларисе приснилась бабушка. Даже во сне Лариса осознала, что бабушки давно нет в живых и ей стало немного жутковато. Но она была как живая и сказала всего лишь одну фразу: — Вначале было слово и не всегда оно было божьим!
Лариса очнулась. Обычно она чётко ощущала время. Ей даже не нужно было смотреть на часы. Но сейчас был только страх, растворившийся в бесконечности.
— А ведь это я убила Вадима! — стучало у Ларисы в висках. — Может — быть это и имела в виду бабушка, когда приходила ко мне сегодня ночью? Ведь она предупреждала меня, чтобы я следила за своими мыслями, которые имеют привычку материализовываться.
А я в сердцах пожелала ему смерти и моё желание сбылось! Лариса давно так думала, но боялась себе в этом признаться, а сейчас она знала это, как и все остальные.
— Да, Вадим был далеко не идеал. Хотя красавец мужчина. И нравился многим!
Но я могла уйти от него. Он бы даже не заметил этого сразу!
Нет, не могла! Я слишком любила его и не вынесла бы разлуки! А может я больше любила себя? И поэтому мне было так больно и обидно. За себя!
За окном ещё не рассвело.
— Я — убийца и мне нет прощения! Надо пойти и во всём признаться. Надо очистить свою совесть! И понести заслуженное наказание! Иначе можно сойти с ума!
Лариса включила свет и глянула на часы. Было только семь утра. В девятом часу она уже сидела возле запертого кабинета Труханова. Дежурный предупредил, что ей придётся подождать, потому, что Евгений Витальевич с утра где — то проводил дознавательную работу.
Минут через сорок Труханов открыл дверь своего кабинета.
— Вы ко мне? — удивился он Ларисиному визиту. — Проходите.
В кабинете было мрачновато темно. Ленивое зимнее утро, с затянутым облаками небом, не спешило с рассветом. Евгений включил свет.