Ловушка для дьявола

Osman Richard

Элизабет содрогается при мысли о предстоящем годе.

Они заранее договорились встретиться в ресторане на обеде в честь Дня подарков. В последнюю минуту Джойс попросила разрешения пригласить Мервина присоединиться к ним. Он живет в Куперсчейзе уже несколько месяцев и до сих пор изо всех сил пытается завести друзей.

– Он совсем один провел Рождество, – сказала Джойс, и все согласились, что пригласить его было бы уместно.

– Сделаем человеку приятно, – откликнулся Рон, а Ибрагим добавил, что, если Куперсчейз для чего-то

и нужен, так это для того, чтобы никто не чувствовал себя одиноким в Рождество.

Элизабет со своей стороны поаплодировала душевной щедрости Джойс, отметив про себя, что Мервин – при определенном освещении, конечно, – обладал той мужской привлекательностью, которая так часто обезоруживает Джойс. У него грубоватый валлийский акцент, темные брови, усы и серебристо-седые волосы. Элизабет уже научилась отличать любимый типаж Джойс, к которому, кажется, относится всякий мужчина с «благообразно мужественной» внешностью.

– Он похож на злодея из мыльной оперы, – вынес свой вердикт Рон, и Элизабет охотно с ним согласилась.

До этих пор они пытались разговорить Мервина темами о политике («Я в этом ничего не понимаю»), телевидении («Бессмысленная штука») и браке («Когда-то я был женат на женщине из Суонси» и так далее).

Приносят еду Мервина. Он отказался от традиционной индейки, и на кухне согласились специально для него приготовить норвежских омаров с отварным картофелем.

– Вижу, ты любишь омаров, – говорит Рон, указывая на тарелку Мервина.

Элизабет отдает должное Рону: он хоть как-то пытается помочь.

– По средам я ем омаров, – соглашается Мервин.

– А сегодня среда? – удивляется Джойс. – Всегда сбиваюсь перед Рождеством. Никогда не помню, какой это день недели.

– Сегодня среда, – подтверждает Мервин. – Среда, 26 декабря.

– А вы знали, что норвежского омара еще называют «дублинской креветкой»? – спрашивает Ибрагим, увенчанный модно съехавшей набок бумажной короной. – А иногда – «морской колбасой».

– Да, я, конечно же, это знаю, – отвечает Мервин.

В прежние годы Элизабет доводилось раскалывать орешки и покрепче Мервина. Как-то раз ей пришлось допрашивать советского генерала, который за три с лишним месяца плена не произнес ни единого слова. Уже через час генерал пел вместе с ней песни Ноэла Кауарда. Джойс «окучивает» Мервина последние несколько недель – с тех пор как завершилось дело Бетани Уэйтс. Пока она узнала только то, что он работал директором школы, был женат, завел третью собаку и что ему нравится Элтон Джон. В общем, не так уж много.

Элизабет решает, что пора брать быка за рога. Иногда приходится делать больно, чтобы вернуть пациента к жизни.

– Итак, если отставить в сторону нашу таинственную подругу из Суонси, Мервин, как у вас в целом дела на личном фронте?

– У меня есть возлюбленная.

Элизабет видит, как Джойс едва заметно приподнимает бровь.

– Рад за тебя, – говорит Рон. – Как ее зовут?

– Татьяна, –

отвечает Мервин.

– Красивое имя, – вступает Джойс. – Но почему я впервые о ней слышу?

– Где она празднует Рождество? – спрашивает Рон.

– В Литве, – говорит Мервин.

– Жемчужина Балтики, – замечает Ибрагим.

– Получается, мы ни разу не встречали ее в Куперсчейзе, не так ли? – спрашивает Элизабет. – С тех пор как вы здесь поселились.

– У нее отобрали паспорт, – отвечает Мервин.

– Господи! – восклицает Элизабет. – Какое несчастье! И кто же его отобрал?

– Власти, – отвечает Мервин.

Рон качает головой:

– Похоже на правду. Черт бы побрал эти власти.

– Вы, должно быть, ужасно по ней скучаете, – говорит Ибрагим. – Когда виделись с ней в последний раз?

– Пока что мы с ней не виделись, – отвечает Мервин, соскребая соус тартар с омара.

– Вы не виделись? – удивляется Джойс. – Весьма необычно.

– Просто не повезло, – поясняет Мервин. – Сначала у нее отменили рейс, потом украли наличные, а теперь еще и эта история с паспортом. Путь истинной любви никогда не бывает гладким.

– Действительно, – соглашается Элизабет. – Никогда.

– Но все-таки, – говорит Рон, – как только ей отдадут паспорт, она прилетит?

– Таков план, – кивает Мервин. – Все под контролем. Я выслал ее брату немного денег.

Банда переглядывается, пока Мервин ест омаров.

– Кстати, Мервин, – начинает Элизабет, слегка поправляя свою бумажную корону, – сколько вы ему отправили денег? Тому самому брату.

– Пять тысяч, – отвечает Мервин. – В общей сложности. В Литве ужасная коррупция. Все друг друга подкупают.

– Никогда о таком не слыхала, – говорит Элизабет. – В Литве я хорошо провела немало времени. Бедная Татьяна. А те наличные, которые у нее украли? Они тоже были от вас?

Мервин кивает:

– Я их выслал, а таможенники их украли.

Элизабет наполняет бокалы друзей.

– Что ж, будем с нетерпением ждать встречи с ней.

– С огромным нетерпением, – соглашается Ибрагим.

– Хотя я тут подумала, Мервин, – говорит Элизабет, – когда в следующий раз она свяжется с вами и попросит денег, возможно, вам стоило бы сообщить мне? У меня обширные связи, я смогу помочь.

– Правда? – оживляется Мервин.

– Конечно, – отвечает Элизабет. – Дайте мне знать. Прежде чем вам снова не повезет.

– Спасибо, – откликается Мервин. – Она многое для меня значит. Спустя столько лет на меня хоть кто-то обратил хоть какое-то внимание.

– Однако за последние несколько недель я испекла для вас много пирогов, – замечает Джойс.

– Знаю, знаю, – говорит Мервин. – Но я имел в виду внимание романтического свойства.

– Простите, виновата, – ворчит Джойс, и Рон выпивает, чтобы подавить смех.

Мервин – странный человек, но в последнее время Элизабет просто учится плыть по течению жизни.