Ловушка для джентльмена
Шрифт:
Она хотела было возразить, но передумала и села.
— К тому времени как мне удалось обнаружить ваше местопребывание в Лондоне, вы уже уехали в Америку. — Он снова прищурился. — Вообразите мое удивление, когда я понял, что ищу уже не шестнадцатилетнюю дочь британского лорда, но двадцатилетнюю гувернантку. Некую мисс… — он бросил взгляд на лежащие перед ним бумаги, — нет, мадемуазель… Фромаж. Фромаж? — Он поднял брови. — То есть сыр?
— Не говорите нелепостей, — пробормотала она. — Фрумаж.
— Ясно, Тем не менее, вам удавалось всегда обгонять меня на один шаг в моих попытках
— Пикар, — пробормотала она.
— Полагаю, это делалось, чтобы избежать плохих характеристик?
Она раздраженно вздохнула и с невинным видом устремила взгляд в никуда, стараясь не встречаться с ним глазами.
— Мой характер не очень приспособлен к положению гувернантки. Этот недостаток только усиливался от склонности американцев производить на свет удивительно невоспитанных и испорченных отпрысков.
И вдруг ее поразила мысль, что ей никогда больше не придется оказаться в таком положении. Она бросила взгляд на Уайтинга, и в голосе ее прозвучала странная нотка ужаса:
— Мне ведь больше не придется заниматься этим, не так ли?
— Как я уже сказал, мисс Таунсенд, доход ваш необычайно скромен, он обеспечит ваши потребности незамужней женщины, но не более того. Вы не сможете жить так, как жили в Таунсенд-Парке, но, — он улыбнулся, — вам никогда больше не придется искать себе место.
Некоторое время Гвен наслаждалась звучанием этих слов. Каких бы надежд ни вызвало у нее получение письма от стряпчего, такого она даже не могла себе представить. Негодование ее улеглось, она постепенно начала понимать, как изменились ее обстоятельства. Последние пять лет были результатом ее собственной импульсивности не меньше, чем ошибки Альберта.
— Ну хорошо, мистер Уайтинг, — она сердечно улыбнулась ему и встала, — где же мои деньги?
Он тоже встал и посмотрел на нее не без удовольствия.
— Я еще не закончил, мисс Таунсенд. Есть еще кое-что.
— Еще? — Она снова опустилась на стул и удивленно посмотрела на него. — Еще деньги? — Уайтинг засмеялся, и у нее хватило приличия покраснеть. — Простите меня за некоторую… корыстность, но, — она наклонилась вперед, — за несколько минут я нежданно-негаданно превратилась из не имеющей ничего в имеющую кое-что, пусть даже совсем немного. А мысль о том, что буду иметь еще больше, опьянила меня.
— Не сомневаюсь. — Уайтинг попытался скрыть удовольствие, но не смог сделать этого и снова вернулся на место. — Однако, хотя этот доход может обеспечить вас более высокими, — он откашлялся, — финансами, я не уверен… — Он замолчал и внимательно посмотрел на Гвен. — Сейчас вы обладаете доходом, который будете иметь до того момента, как выйдете замуж. Есть сумма, которая была отложена, чтобы обеспечить
— Никогда больше не беспокоиться относительно денег? — Она покачала головой. — Это интересная мысль, хотя ее и довольно трудно уловить в данный момент. Однако, — она тщательно выбирала слова, — чтобы получить свободу от финансовой нужды, мне придется пожертвовать моей личной свободой.
— Моя дорогая леди, мы ведь говорим о замужестве, а не о тюрьме.
— А что, есть большая разница, мистер Уайтинг?
— Ну разумеется, — сказал он с возмущением, которое он приберегал для тех, кто осмеливается усомниться в принципах короны и государства и прочих почтенных институтов.
— Вот как? — Она внимательно смотрела на него. — Вы женаты?
— Сейчас не место и не время говорить об этом. Она подняла брови.
Он вздохнул:
— Нет.
— Вы были женаты?
— Нет. Тем не менее, — голос его звучал твердо, — это желательное состояние, особенно предпочитаемое женщинами.
— Но не мной. — И она решительно покачала головой.
— Мисс Таунсенд…
— Это очень просто, мистер Уайтинг. Те браки, которые я видела за свою жизнь, не сделали этот институт привлекательным для меня. — Она стойко выдержала его взгляд. — Для высших классов супружество имеет одну причину — добиться титула и состояния. Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, пытаясь подарить моему отцу наследника мужского пола, который был единственной истинной причиной этого союза. Брак моей сестры разлучил ее с родными и друзьями. Я не знаю, где она находится, не знаю, делала ли она попытки связаться со мной.
На лице Уайтинга мелькнуло смущение.
— Мисс Таунсенд…
Она подняла руку, призывая его к молчанию.
— Мистер Уайтинг, позвольте мне закончить. Если бы даже то, что я видела в своей семье, не отвратило меня от священных уз, налагаемых браком, то меня, без сомнения, отвратило бы от них все, что я видела в домах моих нанимателей. — Она глубоко вздохнула. — Я вполне допускаю, что я не очень хорошая гувернантка. Честно говоря, за одним-двумя исключениями дети, бывшие на моем попечении, не очень-то любили меня, и признаюсь, я платила им тем же. Однако то была не единственная причина, вынуждавшая меня расставаться с моими нанимателями.
Она замолчала. У нее было и теперь, и с самого начала странное ощущение, что во всем случившемся с ней отчасти виновата она сама. Она недостаточно гладко причесывала свои темно-рыжие волосы, выбирала не настолько пристойно-скучные платья, чтобы скрыть свои роскошные, к ее огорчению, формы, была недостаточно раболепна, чтобы избегать внимания мужчин, которые смотрели на незамужнюю женщину в ее положении как на простую игрушку, объект своих похотливых преследований.
— Когда я делала только первые шаги на этом поприще, глава дома, отец моих подопечных, полагал, что в мои обязанности входит не только внимание к его детям, но также внимание и к его собственным, — она скривилась, — потребностям. Я, разумеется, отказалась и немедленно ушла с этого места.