Ловушка для идеального мужчины
Шрифт:
–Хорошо хоть меня не смутить такой ерундой. Но тогда я впервые подумал о разнице в возрасте. Может я этот… как его…
–Геронтофил, – подсказывает Володька. Колька захлебывается в смехе, подвывая и всхлипывая. Следом за ним начинает ржать в голос Славка и Володька. Не смеется только Сергей, замечая через стекло, как к кафе торопится знакомая щуплая фигурка. Пока Сергей смотрит, как Саби, бережно прижимая к груди непрозрачный пакет, к столику подходит официантка и недовольно просит их уйти или заказать что-нибудь еще. Славка собирается спорить, но Сережа опускает руку на его локоть и кивает в окно. Славка комкает салфетку и демонстративно бросает ее мимо урны, разве что не плюет на пол. Под яростным взглядом официантки друзья вываливаются в сентябрьскую хмарь.
–Принес? – деловито спрашивает Слава и Саби кивает, потрясывая пакетом, а потом озабоченно добавляет:
–Надо бы лимон купить.
–Зачем? – спрашивает Володька. Саби воровато открывает пакет и показывает бутылку с надписью «текила».
–Ее надо с солью и лаймом.
–Что такое лайм? – осведомляется дремучий Славка.
–Это вроде лимона, только маленький и зеленый, – поясняет Саби и, если сумерки не обманывают, он краснеет, как девушка. – Только у нас дома лайма не было, а соль я взял.
–На рынке тоже нет лаймов, я никогда не видел, – добавляет Сережа. – Может, ну его? Так выпьем.
–Положено с лаймом, будем с лаймом, – решительно заявляет Славка и направляется к павильону с фруктами. На вопль Володьки, он машет рукой, мол, идите, догоню. Они пожимают плечами, делают пару шагов в сторону, но не уходят и мнутся около выхода, пока не видят его, стремительно улепетывающего прочь. За ним выскакивает замотанная в пуховый платок баба, разразившись трехэтажным матом.
–Ходу! Ходу! Ходу! – орет Славка, и они бегут прочь, хохоча от собственной ловкости и могущества. В руках Славки зажат желтый лимон. Перебежав дорогу, они устремляются в парк, уже закрытый, но гулять там никто не запрещает, не работают лишь аттракционы. В старом парке, где за ненадобностью стоят собранные со всего города статуи забытых вождей пролетариата, есть масса укромных мест, сломанных скамеек и аттракционов, вышедших из строя, где можно разместиться с определенным комфортом, пока их не вывезли на городскую свалку, как хлам. Фонари горят не везде, друзья инстинктивно выбирают тропинки потемнее с выщербленными пластами плитки, куда точно не сунется патруль, чтобы не огрести по первое число. На первой полянке, где темные статуи глядят безглазыми ликами в никуда, уже занято, и друзья идут дальше, вглубь, где остались качели-лодочки с оборванными цепями. Здесь им везет. В лодочках пусто, от ветра закрывают облетающие кусты акации и стена брошенного кафе. Немного пованивает мочой и сыростью, но на эти мелочи можно закрыть глаза. Они забираются в одну лодочку, усаживаясь напротив друг друга: Коля и Володька на одной лавке, Саби, Сергей и Слава – на противоположной.
–Ножа-то нет, – сетует Слава. – Чем лимон порезать?
–Так кусать будем, – решительно отвечает Володька и протягивает руку Саби. – Давай.
Тот протягивает пакет, в котором звякает. Володька удивленно присвистывает: Саби прихватил две бутылки.
–Кучеряво, – говорит Володька и ловко сворачивает пробку. – У меня текилу даже родаки не пробовали поди. Буду первым… Погоди, а пить из чего? Ты стаканчики не взял?
–Я не догадался, – конфузится Саби и опускает голову. – Я подумал, что кто-то возьмет…
–Думал он, – передразнивает Славка. – Ты же бухло нес, надо было и о таре позаботиться… Всему вас надо учить.
Саби бормочет что-то под нос. Сергею кажется несправедливым этот наезд на человека, который только что притащил им элитное пойло, которого они никогда не пробовали, и он велит Славке отвянуть, и тот послушно отстает.
–Из горла бухнем, – объявляет Володька. – Будем по кругу передавать. Как ее правильно пить-то? Лизнул, куснул, бухнул?
–Лизнул, куснул, бухнул, – подтверждает Саби и смеется. Володька шарит в пакете, вынимает кулек с солью грубого помола, сыплет себе щепотку в рот, кусает лимон, кривится и делает щедрый глоток из горлышка, кашляет и отфыркивается, морщась от крепости.
–Зараза! – кряхтит он. Все смеются, а он передает бутылку дальше, после чего процедуру повторяет Коля, за ним Сергей, Славка и Саби, но Сергею кажется, что Саби только делает вид, что пьет. Когда он подносит бутылку к губам, его горло остается неподвижным, кадык не двигается, хотя Саби старательно морщится и кряхтит, утираясь рукавом, подражая друзьям. Володька, кажется тоже замечает эту хитрость, но не вмешивается, все понимая: Саби мусульманин, ему нельзя… Он и шашлыки из свинины не ест, только делает вид, чтобы никого не обидеть. Все это замечают, подсовывая ему курятину, но внимания не акцентируют, потому что так и поступают настоящие друзья. Бутылка ходит по кругу, и понемногу алкоголь под хилую закусь в виде лимона забирает их. К открытию второй бутылки лимона не остается. Мальчишки продолжают солить руку, но потом отказываются и пьют просто так, хотя их уже мутит. Но отказаться сейчас – это признать, что ты еще маленький, а этого никому не хочется. Пару раз мимо проходили патрули, бросая взгляды на сломанные лодочки, но даже если и замечали подростков, не подходили.
–Ох, хорошо, – говорит Славка. – Умеют же за бугром бухло делать. Хорошая вещь, забойная.
–Ага, – поддакивает Колька. –Когда разбогатею, буду пить только текилу. Ну и дорогой коньяк.
–Разбогатеешь ты, как же, – мрачно предрекает Сергей и Колька вздыхает. Его родители пашут на заводе и вот уже пару месяцев не получают зарплату. Как и родители Сергея, что вкалывают там же.
– С нашей жизнью разбогатеешь. Надо в бизнес идти, чтобы бабки были. Или в рэкет, как в девяностые, только сейчас уже все поделено переделено и под ментами ходит, – поясняет Славка. – То есть надо идти в менты или еще какие силовики, ФСБ, например. Они точно в шоколаде все.
–Тебя в силовики не возьмут с такой биографией, – возражает Володька.
–Не возьмут, – уныло соглашается Славка. –Черт, это же несправедливо! Может, я хочу быть ментом, переводить бабок через дорогу и раскрывать преступления, как Дукалис. А мне не дают. И что остается? В бандюки идти?
–А ты хочешь? – спрашивает Сережа, заплетающимся голосом.
–Я хочу красиво жить, Серый. И меня тошнит от той нищеты и прочего дерьмища. Я хочу пить текилу, летать в заграницы и чпокать самых крутых телок мира. Где справедливость? Кто-то сейчас вон жирует, бабок немеряно, баксы и рубли, золотишко, цацки, тачки, а мы тут сидим в холоде и сырости. За что им то все? И почему у нас нет ни хрена? Я бы прямо сейчас встал и забрал то, что у них есть и честно поделил.
–Честно – это как? – уточняет Сергей.
–Честно – это чтобы все мне, – поясняет Слава и гаденько ухмыляется, и все, кроме Сергея ржут от такой интерпретации честного дележа. Он тоже смеется, частично чтобы не показаться снобом, а частично, что под текилой ему это и правда кажется забавным. Они гогочут так громко, что сами шикают друг на друга, но от этого становится только смешнее. Саби смеется вместе со всеми, а потом, спохватывается и округляет глаза.
–Ой, ребзя, я ж совсем забыл. Гляньте, что покажу! У меня вон что есть!
Все смотрят на то, как он задирает свитер, обнажая рукоять заткнутого за пояс пистолета.
Глава 2. Благонадежный гражданин
Не успев подняться в квартиру, Тамара Царёва почувствовала, что ничем хорошим ее смена не закончится, но деваться было некуда. Как подшучивал один из оперов, с коим ей постоянно приходилось пересекаться на убийствах: назвался гвоздем, полезай в пузо. Вот и она вечно лезла, вольно или невольно, стараясь удерживать зыбкую планку раскрываемости следственного комитета, получая нагоняй от начальника за то, что ее показатели в кривой синусоиде то и дело переходили из свободного падения в крутое пике. При этом с завидной стабильностью следователю Царёвой поручали дела скользкие, с большим количеством неизвестных, «интересные», как говорил ее шеф. Сама же Тамара после тридцати пяти от таких дел старалась увильнуть, потому что престиж престижем, но за раскрытие бытового убийства дадут премию, а за нераскрытую мокруху с участием заезжих гастролеров или местных чинуш – втык, и никакого тебе отгула. Размышляя об этом, Тамара невольно напевала сладким голосом: