Ловушка для Золушки
Шрифт:
И когда До ничего на это не ответила, Мики добавила, что в конце концов станет находить удовольствие от жизни здесь.
В тот вечер она отвезла До на виллу без двадцати двенадцать, сказала, что забыла заехать в аптеку, но в Ля-Сьота, вероятно, аптека еще открыта. Мики снова включила фары и умчалась.
Без десяти двенадцать, поставив машину в переулке за углом табачной лавочки, служившей одновременно и баром, она вошла во двор, через который был протянут брезентовый занавес, и, не заметив среди публики своего вымогателя, уселась на складной стул
Он ждал ее у выхода, перед стойкой бара, накинув на плечи свой синий джемпер, рукава которого он завязал узлом на шее, и делая вид, будто смотрит телевизионную передачу.
— Сядем, — сказал он, взяв со стойки свой стакан.
На пустой террасе, на стеклах которой то и дело вспыхивали блестками огни проезжавших машин, Мики вынула из кармана вязаной спортивной куртки две бумажки по десять тысяч и одну в пять тысяч франков.
— Если то, что вы можете мне сказать, так уж интересно, вы получите и остальное.
— Я добряк. Я привык верить людям. Притом мне известно, что вы сейчас ждете новой получки.
Он взял бумажки, тщательно сложил их и спрятал в карман. Затем рассказал, что несколько дней назад принял телеграмму из Флоренции. Рассыльный уже ушел на все утро, и поэтому он взялся сам доставить ее адресату.
— В «Кафе Дезирады» в Ля-Сьота.
— Какое же это имеет отношение ко мне? — спросила Мики.
— Телеграмма была адресована вам.
— Я не получаю свою корреспонденцию в кафе.
— А вот ваша подруга получает. Телеграмму забрала она. А немного погодя зашла на почту — оттуда я это и знаю. Признаться, я было уже забыл о телеграмме. Девушку я заприметил потому, что она заказала разговор с Флоренцией. Телефонистка — моя приятельница. Так что я все слышал и понял: телеграмма в кафе предназначалась той девушке.
— Кто отвечал из Флоренции?
— Не знаю. Телеграмма была без подписи. По телефону отвечала женщина. Она, как видно, знает, чего хочет. Если я верно понял, это вы к ней обращаетесь, когда вам нужны деньги. Соображаете, кто это?
Немного побледнев, Мики кивнула головой.
— А что было в телеграмме?
— Вот в этом-то вся и загвоздка, — сказал, покривившись, парень. По-моему, вас хотят облапошить, суть как будто в монете, а может, и в чем другом, но если тут что посерьезнее, то я хочу застраховаться. Допустим, я дал промашку, тогда вы должны будете обратиться к легавым, так? А я куда денусь? В каталажку? Мне, знаете ли, неохота, чтобы мою добрую услугу сочли за шантаж.
— О полиции не может быть и речи.
— И я так думаю. Много шуму! И все же я хочу застраховаться, только и всего.
— Обещаю не упоминать вас, что бы ни случилось. Вас это устраивает?
— Черта с два, — сказал парень. — Я в ваших фиглях-миглях не разбираюсь, и мне на них начхать. На ваши обещания тоже. А вот расписка в получении телеграммы может меня застраховать, и ничего больше. Распишитесь в книге, тогда по рукам.
Он объяснил, что для телеграмм существует разносная книга. Чаще всего почтальон не требует расписки от получателя, он отмечает в книге только дату, время доставки и ставит в графе крестик.
— Поставьте вашу подпись над крестиком, как будто вы сами получили телеграмму в «Кафе Дезирады». И тогда, если с вашей стороны будет какой-нибудь подвох, я всегда могу защититься.
Мики ответила, что он заливает, что ей надоела вся эта болтовня. Он может считать себя счастливым: заработал двадцать пять тысяч франков одной трепотней. А ей хочется спать. За выпитое пусть платит сам.
Она встала и ушла с террасы. Он догнал ее у машины, в переулке, где фонари были уже погашены. Сказав «нате!», он вернул ей деньги, быстро поцеловал ее в губы, отворил дверцу машины, взял с сиденья неизвестно как туда попавшую толстую тетрадь, одним духом выпалил: «Кларисса прокладка. Целую», — и скрылся.
У выезда из Лека она снова его увидела. Он спокойно сидел на бугорке у дороги, дожидаясь попутной машины, которая бы его подвезла. Мики сказала себе, что он все-таки слишком жуликоват. Но она остановила поодаль свой кабриолет и подождала, пока он сядет. Он не мог скрыть свое удовлетворение.
Мики спросила:
— У вас есть и чем писать?
Он протянул ей карандаш и открыл черную тетрадь.
— Где подписать?
— Тут.
Он внимательно разглядывал ее подпись, на которую падал свет от приборной доски, и так близко наклонился к Мики, что она почувствовала запах его волос и спросила, чем это он душится.
— Есть такой мужской одеколон. Продается только в Алжире. Я отбывал там военную службу.
— Пахнет довольно мерзко. Отодвиньтесь и повторите текст телеграммы.
— «Кларисса прокладка. Целую», — проговорил он. Затем трижды повторил все, что запомнил из первого телефонного разговора. Он сказал, что в тот же день, как раз тогда, когда он решился поговорить с ней на пляже, он подслушал и второй разговор. Целую неделю с пяти часов и до обеда он подстерегал Мики у виллы.
Мики молчала. Он тоже замолчал. Нахмурив брови, она раздумывала некоторое время, затем включила первую скорость и отъехала. Она довезла его до гавани Ля-Сьота. Кафе еще были освещены. В порту среди лодок дремал большой корабль. Не выходя из машины, парень спросил:
— Вас тревожит то, что я вам сообщил?
— Еще не знаю.
— Хотите, чтобы я разобрался что к чему?
— Уходите и забудьте.
Он ответил «о'кей!», выскочил из машины, не закрывая дверцы, наклонился к Мики и протянул руку, держа ее горстью.
— Согласен забыть, — проговорил он, — да только не все.
Она дала ему двадцать пять тысяч франков.
Когда в два часа ночи она поднялась в свою комнату, Доменика спала. Мики прошла из коридора в первую ванную. Слово «Кларисса» ей что-то напоминало. Что именно, она не знала, но связано это было с ванной комнатой. Включив свет, она заметила марку колонки. Взгляд ее скользнул по газовой трубе, проложенной по верху стены.