Ловушка страсти
Шрифт:
И сейчас герцог понял — им овладело желание отомстить.
— Как и мистер Эверси, я покидаю твой дом тем же путем, каким и вошел, Абигейл: через парадный вход, мимо твоего встревоженного лакея, чья преданность твоей семье оказалась слабее герцога с револьвером. Учитывая твое пристрастие к ночным посетителям, тебе стоит нанять более стойкого слугу. Мы с тобой сойдемся на том, что разрыв помолвки произошел по обоюдному согласию. Ты сообщишь своему отцу, что ему придется искать другой способ расплатиться с долгами. Я больше не желаю иметь с вами никаких дел. Возможно, самым лучшим выходом будет поездка на континент, пока все не
Приказ, а не предложение, и Абигейл это знала.
Скорее всего в ее отсутствие сплетни о причинах ее поспешного отъезда найдут благодатную почву, и злые языки ее не пощадят. Возможно, после этого случая больше никто не пожелает жениться на ней. По крайней мере никто знатный и богатый.
Она это заслужила.
Герцог молча наблюдал, какое впечатление произвели его слова.
— Алекс… Мы с Йеном никогда… — Голос Абигейл дрожал. От высокомерия не осталось и следа. Теперь она уже умоляла. — Я не хотела… У меня и в мыслях не было…
Даже сейчас от герцога не укрылась чувственная хрипотца в ее голосе, и он ощутил то же, что и спящая кошка, которую вдруг начали поглаживать.
«Мужчины слишком просто устроены, — подумал он с горьким презрением к себе, к Эверси и ко всем другим мужчинам, которые брали все, что хотели. — Мы считаем себя такими умными. И все же всякий раз удивляемся, когда нас обманули или выставили в нелепом свете».
Абигейл была его последней надеждой. Случись нечто иное, его потеря оказалась бы более велика, а их у герцога было предостаточно. Эхо потерь не смолкало в его душе.
Должно быть, Абигейл заметила трещину в его броне. Очень медленно она опустила простыню, и герцог увидел прелестные груди.
«Господи…»
Он смотрел на них не отрываясь, ведь в конце концов он был мужчиной. Он мог одновременно испытывать восхищение и неприязнь. И в такой момент она пытается продать себя? Не настолько уж он прост.
— Мне все равно. Прикройся.
Герцог спокойно защелкнул предохранитель, сунул револьвер за пояс и только теперь ощутил огромную усталость. Его руки и плечи отяжелели, и когда гнев стих, он чувствовал лишь холод и опустошение, как после приступа лихорадки.
Абигейл выдохнула, и ее плечи поникли. Неужели она и вправду думала, будто он может ее убить? Другой бы смог. И он мог бы так поступить десять лет назад.
Герцог повернулся к двери. Но тут Абигейл снова заговорила:
— Что ты собираешься с ним сделать?
Поистине гениальный вопрос. Герцог погубил не одного мужчину, посмевшего встать у него на пути или предавшего его. Он мог уничтожить человека с холодной решимостью и расчетливым коварством. Он совершал поступки, которыми не мог бы гордиться, но о которых не, сожалел, и это подтверждала его репутация, подкрепленная слухами. Герцог был невероятно богат, и его все боялись.
Он не был добрым человеком и не умел прощать.
И Абигейл была права: его никто не любил.
— С чего ты решила, будто я собираюсь что-то делать? — спокойно ответил он.
Он закрыл дверь и начал спускаться по лестнице, оставив Абигейл в растерянности.
Глава 2
Оставался всего один листок. Почему бы ему просто не сдаться и не присоединиться к своим братьям на земле? Что за упрямство!
Женевьева послушно посмотрела наверх, куда указывал лорд Гарри Осборн. Они стояли на длинной, усаженной деревьями подъездной аллее к дому Эверси. Над ними простиралось небо, ярко-голубое после дождя. Вся земля была живописно усыпана опавшими листьями, красными, золотыми и коричневыми, шуршавшими у них под ногами. Стояла осень, с деревьев облетели листая, и они выглядели теперь такими беззащитными.
Все, кроме одного. И конечно, Гарри не преминул это заметить.
Последний, качающийся на ветру листок символизировал либо неопределенность, либо стойкость духа — мнения Женевьевы и Гарри расходились.
«Давай же, падай, ради Бога», — мысленно просила она.
Темно-синие, как и у всех Эверси, глаза Женевьевы неотрывно смотрели на листок. Но ей никогда не удавалось повлиять на окружающий мир усилием воли или загадыванием желания на одуванчиках и звездах, как бы она ни старалась.
Лорд Гарри Осборн станет виконтом Гарлендом после смерти отца. Сейчас он был просто молодым лордом с роскошной шевелюрой, переливающейся всеми оттенками золота, искусно завитой и открывающей бледный высокий лоб, и с профилем, который Женевьева Эверси могла бы по памяти в темноте высечь из мрамора и установить на фортепиано, если бы не опасалась, что ее братья умрут со смеху.
Возможно, и к лучшему, что она не умела лепить.
Тем не менее Женевьева упорно делала эскизы и рисовала маслом, однако обладала весьма скромным талантом. Ее это не расстраивало. Истинный дар Женевьевы заключался в том, что она могла находить красоту в окружающих вещах, будь то работа итальянского мастера или профиль будущего виконта.
Они встретились три года назад. Он был дальним родственником ее обожаемой подруги, леди Миллисент Бленкеншип, и его пригласили в гости. Гарри оказался умным, веселым, самоуверенным, Подчас слишком жизнерадостным и склонным выражаться чересчур пылко. Весь мир восторженно лежал у ног красивого молодого аристократа. Женевьева отличалась живым умом, пунктуальностью и всякий раз, прежде чем что-то сказать, тщательно обдумывала и взвешивала все слова. Определенно поговорка «в тихом омуте черти водятся» подходила к ней как нельзя лучше. И в то время как рассеянность непосредственного Гарри зачастую приводила его в ужас, не говоря уже о других, Женевьеву она очаровывала, и она превзошла себя в умении заглаживать различные неловкости. Они оба были пленены красотой, оба были ревностными поклонниками искусства, поэзии и прозы и считали друг друга необычайно остроумными. Три года они оба вместе с жизнерадостной, открытой и прелестной леди Миллисент (которую Женевьева втайне считала чем-то вроде их общего баловня) были практически неразлучны. Так что другие знакомые обращались к ним не иначе, как «Гарри-Женевьева-Миллисент».
Они оба никогда не говорили о взаимной привязанности. Но она была очевидна. Чувства Женевьевы к Гарри не могли укрыться от посторонних глаз, как светящиеся нимбы над головами святых на средневековых картинах.
Три года Женевьева ждала, пока Гарри соберется с духом и сделает ей предложение. Единственным препятствием для их брака могла стать нехватка средств. Гарри унаследует титул, но всем было известно, что для процветания родовых земель ему была нужна богатая невеста. Отец Женевьевы проявлял снисходительность, когда дело касалось жен его сыновей, а когда речь заходила о дочерях, в дело всегда вмешивалась мать. Она хотела, чтобы все они вышли замуж за богатых и знатных людей.