Ловушка
Шрифт:
На ее лице все еще был страх, а еще появилось недоверие, будто она не могла постигнуть, что у него, наконец, лопнуло терпение.
— Но Джон, ты же знаешь, что я не пойду к врачу. Я предупреждала тебя.
— Ты пойдешь к врачу, или между нами все кончено.
— Но я не больна. Ты в своем уме? Я совершенно здорова! Это ты каждый раз давишь на меня, все переворачиваешь, чтобы заставить… — она вскочила с места. Лицо — застывшая упрямая маска. — Если ты и дальше будешь молоть всю эту чепуху насчет доктора — я уйду навек. У меня припрятана бутылка. Тебе ее не найти.
Это была ее последняя карта. Раньше она никогда не признавалась в том, что тайно пьет. Даже если бы он нашел спрятанную бутылку — она бы от нее отреклась. Спрятанная бутылка всегда существовала как тайная угроза. А теперь она заговорила о ней в открытую. Она думала потрясти его и заставить поступать, как ей хочется. Жалкая попытка! Но что это теперь меняет?
— Отлично. Можешь выпить свою бутылку.
Как он и предвидел, она застыла на месте. Потом тяжело, по-старушечьи упала в кресло.
— Значит, ты не возьмешься за эту работу?
— Нет.
— И не уедешь отсюда — даже из-за Стива?
— Я не верю насчет Стива.
— Ах вот что. Это смешно, — она коротко, сухо рассмеялась. — Ты мне не веришь!
— И ты пойдешь к врачу — здесь или в Нью-Йорке.
Она начала плакать — тихо и безнадежно.
— Хорошо, я пойду. Сделаю все, что угодно. Но ты не оставишь меня. Ты не можешь меня бросить. Куда я денусь? Что я буду делать? О, ты не сможешь…
Она бубнила что-то еще, но он не прислушивался к ее причитаниям. Он ощутил, что сеть снова опутывает его. Он вовсе не освободился. Ему почудилось, будто он выскользнул. Он должен дать ей шанс — пусть полечится. Иначе ее судьба не даст ему покоя до смерти.
Во всяком случае, кое-чего он добился — гораздо большего, чем мог надеяться в самых оптимистических расчетах. Но какой она будет завтра?
Усталость снова навалилась на него. В конце концов, она примолкла и, полумертвая от утомления, откинулась в кресле. Он помог ей подняться в спальню. Она разделась и отправилась в ванную. Больше она не пила. Он был почти уверен в этом. Пока он раздевался, она легла и тут же заснула. Он решил было уйти спать в комнату для гостей. Раз уж ему все равно предстоит заботиться о ней, хотелось обрести хоть несколько часов независимости, пусть даже иллюзорной. Но ее спящее лицо было безмятежным, незащищенным. Даже опухоль под глазом выглядела смешно и невинно, как у ребенка, больного свинкой. Она так боится спать в одиночестве. А если она проснется? Что ж…
Вернувшись из ванной, он скользнул под одеяло со своей стороны кровати и погасил свет.
Стив Риттер — подумал он. Вспомнилась вдруг их первая встреча с Линдой. У Паркинсонов. Она шла сквозь толпу гостей в белом платье, волосы подхвачены сзади — лошадиным хвостом, — такая одинокая и застенчивая, но при этом свежая как весенний цветок, и такая непохожая на всех остальных.
— Привет! Вам нравится здесь?
— Не особенно.
— А вам не кажется, что эти приемы — ужасны? — и она серьезно посмотрела на него своими большими зелеными глазами. — Не понимаю, почему только сюда ходят. Все так важничают, надуваются, стараются понравиться нужным людям!..
Он повернулся набок, но долго не мог заснуть. Чтобы расслабиться, начал думать о детях.
6
Поезд миновал Шеффилд. Было уж около шести. Джон Гамильтон, сидя рядом с Брэдом Кэри, решавшим кроссворд, смотрел в окно на знакомый летний пейзаж Новой Англии. Выжженные луга, пестревшие золотистой ясгребимкой и ноготками, лесистые горы вдали, дощатые домики, рассыпанные в беспорядке. Лужайки в тени сахарных кленов, кусты пионов, узкие грядки флоксов — идиллические, скромные, слегка печальные.
Теперь недолго.
И Нью-Йорк казался уже таким далеким, если не считать, конечно, связанных с ним огорчений.
Встреча с Чарли Рейнсом забылась совершенно. Все произошло просто и легко. Чарли — хороший малый.
— Я понял, что Линда слишком увлеклась, когда говорила со мной. Конечно, Джонни, я все понимаю. Нам очень жаль. Мне не нужно вам это повторять. Но я желаю вам удачи.
Вот и все. И покончено с фирмой «Рейнс и Рейнс». Осталось легкое расстройство, да еще напряжение из-за того, что Брэд ехал с ним вместе туда и обратно. Остановились они в одном отеле, и Брэд был таким дружественным, так беспокоился из-за «такого недоразумения» с Линдой, что Джона все время тянуло открыться ему и все рассказать, хотя он и знал, что делать этого не следует.
И еще он был расстроен из-за Билла Мак-Аллисера. Оживленный голос медсестры сообщил по телефону:
— Мне очень жаль, но доктор Мак-Алистер уехал отдыхать… в Канаду… К сожалению, нет, он не оставил адреса. Да у него и нет адреса — он рыбачит где-то в лесах… О да, он вернется к концу месяца.
Вечно так бывает. Когда выпадает случай изменить все к лучшему — вмешивается другой случай и ничего не выходит. А может, ему удастся найти психиатра в Питсфилде? Просто с помощью справочника.
— Я хочу, чтобы вы помогли моей жене. Она пьет. Конечно, она этого не признает. Но это длится уже много лет.
Он слишком устал. Скоро он снова увидит ее. Какой она будет? Ведь прошло уже более тридцати шести часов с тех пор, как она осталась совсем одна в доме. Была ли она действительно испугана его решением? Может быть, она и в самом деле дошла до такого состояния, что согласилась — пусть хоть как-то попытаются помочь ей. Или все уже изменилось? И он вернется, чтобы обнаружить — она снова приготовилась воевать, придумала кучу хитростей и уловок.
Когда он уезжал — все было хорошо. Или так показалось ему, ободренному тем, что он, наконец, выработал план решительных действий. Кондуктор объявил:
— Следующая остановка — Большой Баррингтон.
Брэд оторвался от кроссворда и сказал:
— Слава богу, теперь уже скоро.
Джон в это время перебирал в памяти все, что было со вчерашнего утра до той минуты, пока он простился с нею.
Разбудила его Линда. На ней было аккуратное белое платье и передник. В руках она держала поднос и широко улыбалась: