Ложь грешников
Шрифт:
Я прекрасно понимала, что эти мечты не самые великодушные; я не стремилась улучшить человечество, спасти жизни или изменить мир каким-нибудь значительным образом. Папа всегда говорил, что я могу делать все, что захочу. Он думал, что я стану врачом, астронавтом или первой женщиной-президентом США. Нет, он не подталкивал меня к чему-то, просто хотел, что бы у меня было больше, чем то, что он смог дать. Отец вырос в Верне, штат Миссури, и никогда оттуда не уезжал. После средней школы перешёл к полупрофессиональной боксёрской карьере. Но это быстро закончилось, в результате чего он устроился на фабрику,
Он был трудолюбивым работником. А на выходных чинил что-нибудь в доме. Или копошился над старым грузовиком. Большую часть моей жизни он ремонтировал его и рассказывал мне все про автомобили.
Папа был не из тех людей, которые всё воскресенье сидят без дела, смотрят телевизор и пьют пиво. Вообще-то, я редко видела, чтобы он пил пиво. Только на Рождество. То же самое и с телеком. Он был неравнодушен к учебникам истории.
Папа был очень умен. Насколько это возможно. Жизнь могла бы дать ему гораздо больше, если бы все пошло по-другому. Например, если бы он вырос в семье, которая взращивала его интеллект, а не отвергала и не отправляла на работу в шестнадцать лет, чтобы помочь оплачивать счета. И если бы моя мама не забеременела, когда ему был двадцать один год.
Если бы с моей мамой все сложилось по-другому.
Так много «если».
Я размышляла об этом гораздо больше, чем отец. Он не был несчастен. Папа не из тех, кто сосредотачивается на том, что «могло бы быть». Он был доволен своей жизнью. Своим распорядком дня. Это делало его счастливым. Он не хотел большего для себя, только для меня.
Несмотря на это, отец никогда не подавал виду, что разочарован во мне за то, что я сделала карьеру, возможно, в самой скучной и поверхностной отрасли, которая только существовала. Он гордился мной за то, что я продвинулась в бизнесе. За ту страсть, которую я испытывала к своей работе. К своему таланту.
Я была известной внештатной стилисткой – относительно востребованной — и работала со всеми, от «Vogue» до «Harpers» (прим. Журналы о моде), на телевизионных шоу со знаменитостями.
Занята целыми днями. Обычно я начинала в шесть, иногда намного раньше, в зависимости от того, во сколько мне позвонят. Или от знаменитости, с которой я работала. Не раз мне звонили посреди ночи и требовали, чтобы я создала гардероб для отпуска, который кто-то решил провести, накачавшись кокаином и чем-то еще.
И все они что-то употребляли.
Это одна из многих причин, по которой я не работаю полный рабочий день со знаменитостями. Неважно сколько денег они предлагали. Хотя мои друзья в этой сфере не отказывались. Да, некоторым повезло, у них были здравомыслящие клиенты, которые относились к ним, как к людям и не кричали из-за нижнего белья, не сочетающегося с платьем. Но не все были такие.
Хоть я и правда нуждалась в деньгах, психическое здоровье бесценно. И, возможно, я была поверхностной во многих отношениях, но к этому относилась серьезно.
Как бы то ни было, я неплохо зарабатывала. На самом деле, это большие деньги для какого-нибудь фрилансера в Лос-Анджелесе. Да, у меня, возможно, нет проблем с папой, зато есть целая куча других проблем, которые я лечила шопинговой терапией.
Мои мечты не грандиозны, но они были важны для меня. Я делала важные вещи для девушки, листающей дорогие модные журналы в магазине, восхищаясь красивой одеждой внутри них. Для меня это было своего рода волшебством. Нечто, что я создавала для себя.
Тот факт, что вторая спальня в моей квартире была полна дизайнерской одежды и обуви, — для меня воплощение мечты.
Конечно, копить я вовсе не умела. У меня хватило бы на покупку дома — ну, где-нибудь на Среднем Западе – если продать все вещи в шкафу. Но я не хочу такой жизни.
Прямо сейчас я живу так, как хочу.
Наслаждаюсь дорогим коктейлем в очень модной забегаловке в Западном Голливуде с Зои, моей лучшей подругой, которая работала звездным публицистом и всегда доставала нам один из желанных столиков в этом местечке.
— Хорошо, то есть, Джей Хелмик забрал тебя с танцпола в «Клатче» и отвел в какой-то модный офис, чтобы предложить секс? — спросила Зои, приподняв идеально ухоженную бровь.
Зои была идеальна. С ног до головы. Она всегда носила костюмы, безупречно сшитые на заказ, демонстрируя каждый дюйм своих пышных форм. Предпочитала минимум украшений, но самые дорогие. Всегда очень дорогие. Бриллианты в ушах и на шее, Ролексы на запястье. Лабутены на ногах, новейшая сумка от Chanel, стоящая на подоконнике.
Владея одной из ведущих пиар-фирм в городе, у нее было больше денег, чем у меня, вдобавок к этому, у нее всегда был мужчина — не молодой парнишка, она не любила таких, — а настоящий мужчина, которому нравилось баловать ее такими вещами, как TAG Heuer (прим. Швейцарские часы) или ограниченный тираж Louis Vuitton. Зои никогда не отказывалась от щедрого подарка, потому что она «работала своей красивой задницей за свои деньги, а мужчины в этом мире работали меньше за вдвое б'oльшую сумму». Что было правдой. Также верно было и то, что мужчины тянулись к Зои. И женщины тоже.
Все подряд.
Она была притягательна. Запредельно красива. Её родители были иммигрантами из Нигерии. Они въехали в страну с небольшой суммой сбережений, которые им удалось вложить в ресторан. Потом еще в один. А потом и в третий. Они вкалывали как проклятые, вырастили трех дочерей, отправили их в колледжи Лиги Плюща и всё ещё работали по сей день.
Зои была такой же трудолюбивой. Ей передались потрясающие черты лица родителей. Острые скулы от мамы. Пухлые губы. Уникальные глаза от отца. Волосы, которые менялись в зависимости от ее настроения. Сегодня она их уложила естественно, в дикие, тугие локоны до плеч. Они были полуночно-черными и идеально обрамляли ее лицо. Ее эбеновая кожа безупречна сияла, потому что она была безупречна от природы, ну и благодаря строгой процедуре ухода за кожей из двенадцати этапов. Зои заботилась о себе, баловала и любила себя до чертиков. И это было заметно.