Ложь
Шрифт:
Кэри Хейл помог ей с этим. Несмотря на то, что она вовсе не хотела этого.
«Это место пугает».
Коридор на нужном этаже был узким, с высоким потолком, и флуоресцентными лампами. И пока Эшли дошла до кабинета доктора Грейсон, сомнения превысили границу. Девушка села в кресло перед дверью, и окунулась в свои грустные мысли.
Что в действительности она тут делает? Эшли не считает, что пришла, потому что кто-то может ей помочь, потому что это просто невозможно. Она пришла, потому что ее попросил Кэри Хейл. Иногда казалось, что Эшли сделает все, что не попросил бы Кэри, но сегодня… она не может… она не может говорить об этом, не может даже думать об этом!
– И ты снова сделаешь это?
Эшли подскочила, в панике оглядываясь. Голоса раздавались за дверью, прямо напротив нее. Она медленно опустилась на стул, сжав руки на коленях. Беспокойство сковало все тело. Против воли, она продолжала прислушиваться к разговору за дверью.
– Я спросила, что ты собираешься с ней делать? – все тот же, раздражающе резкий женский голос. Он показался Эшли знакомым, но она не обратила на это никакого внимания. Все, что волновало ее сейчас – время. Через десять, или пятнадцать минут ей придется войти в кабинет. А если не сегодня, то завтра. Это придется сделать. Она обещала.
– Ева! – другой голос, тоже женский, осадил свою собеседницу. Губы Эшли приоткрылись – она вспомнила, кто это говорил. Это была Ева Норвуд, президент школы. Она совсем недавно здесь, в Дэвилспейнде, поэтому Эшли не знала ее.
Что она делает здесь, в этом месте?
Конечно было немного любопытно, по какой причине староста пришла сюда, но еще сильнее Эшли хотелось избежать с ней встречи. Она сделала шаг к лестнице, и в ступоре замерла, услышав слова за дверью.
– Я не стану молчать, ясно?! Я слишком долго молчала. Кого еще ты собираешься убить, Кэри? Может, меня?
– Ева! – второй женский голос повысился на октаву, но Ева не молчала:
– Эй, ответь, за кем ты пришел в этот раз. Что тебе нужно?! Я не искала тебя. Я решила забыть все связанное с тобой, и тем, что случилось год назад, так какого черта ты забыл здесь, Кэри Хейл?!
Эшли сделала шажок в сторону двери, приложив ладонь ко рту, чтобы не шуметь. Она прикусила губу.
– Это из-за Скай? Ты пришел из-за нее? Я видела, как ты смотришь на нее. Ты пришел за ней?
– Да.
– Эшли? – спросил кто-то, останавливаясь сбоку, и наклоняясь к ней, чтобы убедиться, что не ошибся. Девушка подскочила – ее сердце вырывалось из груди, и она прикусила губу. Во рту почувствовалась кровь.
– Иэн? Ты что тут делаешь?
Эшли отошла к стене, прижимая руки к груди, словно защищаясь, но парень не сделал к ней ни шагу. Голоса в комнате стихли.
– Я пришел к Рейчел.
Рейчел? Кто это? Его девушка?
«Я должна уйти».
– Это… моя мама, – пояснил Иэн, обходя кресло, и останавливаясь рядом с Эшли, на расстоянии вытянутой руки. – Рейчел Грейсон. Разве ты не к ней пришла?
Казалось, сердце Эшли оборвалось, и ухнулось вниз.
Он может рассказать в школе, что видел ее в больнице. Иэн может отомстить Эшли за то, как она обращалась с ним. Почему она не знала, что этот парень-оборванец – сын доктора Грейсон?
– Нет, я пришла… пришла… у меня здесь бабушка… она…
Ничто в лице Иэна не изменилось, но она поняла, что он не верит ей, и замолчала. Несколько секунд молчания, когда она думала сгорит от стыда, они смотрели друг на друга. Потом Эшли обрела способность ясно мыслить, и почти не заикаясь, произнесла:
– Мне надо идти!
Кажется, Иэн хотел что-то сказать, но Эшли не дала ему такой возможности. Сжимая в руках свою сумку, она поспешила к лестнице, со страхом, ожидая завтрашнего дня. Перед сном она продолжала прокручивать в голове то, что услышала.
– Ты пришел за ней?
– Да.
Мысли сменялись одна другой, и изредка выплывало слегка удивленное лицо Иэна Грейсона. У него были такие удивленные глаза, словно он в живую увидел динозавра, пришедшего к нему в гости.
Неожиданно для себя Эшли тихо рассмеялась, и тут же шокированная замолчала.
Она не смеялась уже давно.
***
Ночью меня снова мучили кошмары.
Небо затянуто тяжелыми, черными тучами, готовыми обрушиться мне на голову. Было холодно. Необычно холодно для начала ноября. Разъяренный ветер, срывал листья с деревьев целыми клочьями, и швырял на землю, не щадя. С порывами врезался мне в лицо, растрепывая волосы, проникал сквозь одежду, под кожу. Хотелось лишь одного – вернуться домой.
Почему я вышла на улицу, в тот день? Предчувствие говорило мне оставаться дома, но я пошла к Дженни, потому что у нее была очередная истерика по поводу предстоящего ужина с Элизабет Хольт, невестой ее отца.
Дженни живет рядом с нами, и от ее дома до нашего, всего пятнадцать минут пешком.
Нужно было взять машину.
Я должна была взять машину, и тогда ничего бы этого не случилось.
Со мной ничего бы не случилось.
Дождь становился сильнее, и напористее, острыми иглами впиваясь мне в кожу. Я бросилась бежать, почти не разбирая дороги. В ушах раздавался свист, и тогда я услышала крик.
Я распахнула глаза, испуганно озираясь, но я уже не была в своей комнате.
Лес.
Сначала я шла быстро, и уверенно, потом бросилась бежать. Сперва луна выхватывала из темноты редкие деревья, отбрасывающие на землю, призрачные, пугающие тени, потом и она скрылась за облаками.
Чувствуя себя совершенно беспомощной, я остановилась и прислушалась.
Тишина.
Сердце колотилось в дурном предчувствии.
Каждое дерево превратилось во врага; цепляясь за ветви футболкой, и натыкаясь на иголки елей, спрятавшиеся в палой листве, я шла еще около двадцати минут.
Неужели я действительно потерялась? Куда идти? Вправо, или вперед? Откуда я пришла? Как я здесь оказалась?
Где-то, совсем рядом, я услышала хруст веток, и сломя голову от страха, бросилась бежать. Я бежала, не оглядываясь, и не разбирая дороги. Я чувствовала, как между лопатками стекла капля пота, слышала, как из груди вырываются хрипы, но бежала, почти ничего не разбирая из-за пота, заливающего глаза, и сгущающихся сумерек.