Ложный след. Шпионская сага. Книга 2
Шрифт:
– И что все это означает? Нас пасут?
– Может быть, нас, а может, и кого другого, и тогда мы имеем дело с обычным совпадением. – Я ненадолго задумался. – Если штуковина пришла по наши души, то значит, мы где-то наследили. Или наблюдение ведется с самых первых шагов… В общем, оба варианта плохие.
Все замолкли, не глядя друг на друга. Первым прервал молчание Одегов:
– Но откуда у них такие игрушки? Армия-то не из самых передовых!
– Идея принадлежит американцам, которые апробировали прибор во Вьетнаме, – пояснил я. – А китайцы, получив трофей, вероятно,
На мою шутку не отреагировал никто, даже Одегов.
– И на каком расстоянии такая хреновина действует?
– Где-то поблизости наверняка есть ретранслятор. Не исключено, что мы на него натолкнемся.
– Майор, а ведь во время выстрела кому-то из «узкоглазых» здорово долбануло по ушам!
– Тебе его жалко?
– Жалко, что в этот момент не видел его рожу.
Да, кто-то получил мощный звуковой удар, но гораздо важнее другое. Если бы я заметил парашютик первым, то прошел бы мимо, стараясь не показать противнику, что понял его замысел. Громкий вопрос Канищева и последующая возня такую возможность исключили. Впрочем, если не этот, то другой из подобных парашютиков все равно кто-нибудь да нашел бы, так что все равно ничего не изменилось бы.
Почувствовав всеобщий упадок настроения, я решил быстро переключить ребят – в наших условиях это послужит самой удачной корректировкой, времени на психологические экзерсисы и обсуждения у нас нет.
– Давайте прибавим ходу, чтобы побыстрее состыковаться с группой Конина. Нужно предупредить их по поводу лишнего шума в пути.
– Можно ведь сообщить по рации!
– Само собой, – я посмотрел на часы, – но до сеанса еще семь минут. Да и по кодовой связи не все объяснишь. Так что наляжем…
Поставленная задача, конечно, не могла послужить серьезным стимулом, но свою минимальную роль сыграла: бойцы встряхнулись, прибавили шагу и, судя по всему, справились с растерянностью. Все оставшееся до встречи с группой Конина время я не мог отогнать от себя мрачные мысли. Очень уж хотелось поверить в собственную выдумку про возможное совпадение, но я понимал, чьи голоса и звуки должен фиксировать обнаруженный микропередатчик. Нам сели на хвост, и теперь любое передвижение под контролем. Вопрос в одном – когда это сделали? И почему за нами только следят, а не берут сразу?
Если отвлеченно попытаться сформулировать проблему выживания, то, как это ни покажется парадоксальным, лучше вообще не находить места выхода «Крота», а пока не поздно, дать деру назад. Но попробуй объяснить это подчиненным! Реакция может оказаться совершенно непредсказуемой: от полной апатии до яростного взрыва эмоций вплоть до попытки пришить командира за предательство. Хотя вообще-то все это ненужные фантазии. В реальности предстоит борьба за выживание, а шансы выполнить задание и выйти к своим очень незначительны. Тут же вспомнилась средневековая молитва, о которой я прочел в одной из святых книг: «Боже, не рассказывай мне, почему я должен страдать, только скажи мне, что я страдаю для твоего блага». Вот такие соображения вертелись тогда у меня в голове…
Ночь и половина следующего дня прошли без происшествий. Погода испортилась сразу после полудня. Ярко-синий небосвод быстро затягивался плотными облаками, превратившись вскоре в мутно-серое полотно. Поземка, кружившая вначале легкими летучими спиралями, стала усиливаться, и вскоре порывы ветра сбивали путников с ног. Видимость резко ухудшилась, и я, не думая о повышенном риске, во все горло кричал, чтобы идущие впереди лейтенанты сократили дистанцию между собой. Увы, меня не слышали, а только с трудом пытались разобраться, кто где идет…
Я с тревогой посматривал на часы, думая о реальной опасности заблудиться в пурге. Ровно в час пополудни я остановился, привалившись к стволу старого кедра. Следом, тяжело переступая на утопающих в снегу лыжах, подошел измученный Баталин. Я хотел спросить его о двух лейтенантах, которых не было видно в слепящей белой круговерти, но снежный вихрь быстро забил мне рот белой холодной кашей. С трудом откашлявшись, я уже не пытался заговорить. Лицо сержанта Баталина не выражало ничего кроме смертельной усталости: сейчас, похоже, ему было все равно, что дальше.
Подошло время сеанса связи. Как ни пытался я плотнее прижаться к дереву, целый рой снега ворвался под куртку, покрыв свитер плотным белым слоем. На вызов ответ не пришел… Я повторил запрос еще раз, затем еще раз и еще… Сеанс связи не состоялся.
Я почувствовал, что, как и Баталин, страшно устал. Ноги, всегда послушные и тренированные, вдруг стали ватными, почти чужими. Колючие уколы врезавшихся в лицо снежинок стали нестерпимо болезненными. Мне захотелось спрятаться от них, укрыться, но, кроме деревьев, никакого убежища не было, да и быть не могло. Через несколько секунд я развернулся к Баталину: мы укрывали и поддерживали друг друга, пытаясь выстоять под натиском не на шутку разошедшейся стихии.
Буря улеглась так же неожиданно, как и началась. Еще выясняли между собой отношения темные злобные тучи, а на земле все стало успокаиваться и стихать. В чувство меня привело неприятное ощущение ледяной влаги в голенях и затылке. Почему-то я не мог вспомнить, когда опустился на колени, но понял, что не смогу встать, если не стряхну толстый, утрамбованный ветром сугроб, севший на спину. Пришедший в себя Баталин заработал руками, и вскоре мы с трудом выбрались из-под снежной шапки.
– Ну и дела, майор! Что же это было?
– С тобой все в порядке? Идти сможешь?
– Смогу, только куда?
– Ясно куда: искать своих. Надеюсь, что они где-то поблизости…
– Понятно…
– Давай-ка по сухарику – и вперед…
Баталин с трудом вытащил из рюкзака пакет с сухарями:
– Товарищ майор, а сухарики-то того, подмокли…
– М-м-да… Как же влага через упаковку просочилась? – Я мог бы сказать Баталину что-нибудь типа «Вот результат твоей беспечности», но дисциплинарное выяснение, затеянное в такой момент, выглядело бы неприличным. – Ну ладно, давай что есть…