Лубянская справка
Шрифт:
Гуляла "контора" до самого возвращения Сузи, и за водкой все бегал Андреев, и хотя все продолжали ему не доверять, но за щедрость и расторопность его торжественно поощрили: назвали "конторским", своим.
Сузи вернулась совсем другая: по-прежнему влюбленная, но повзрослевшая и недоступная - она готовилась к свадьбе и уже не могла уделять И.О. много времени. Это сразу как-то подкосило И.О., он занервничал, потерялся. Еще до ее приезда он заметил закономерность: стоило ему выпить лишнего, не удержаться и случайно увеличить счет или в каком-нибудь пустом разговоре отпустить тормоза и с наслаждением облить грязью Существующий Порядок Вещей, как на следующий же день у него появлялось какое-то душевное неудобство и неизбежное чувство "угрызения", переходящее в новый сильнейший приступ панического страха этого. И.О. бежал в платную лабораторию, сдавал кровь, с ужасом ждал два дня результата и каждый раз с бешеным сердцебиением разворачивал серенькую бумажку, где всегда, к несказанному счастью И.О., стояло красивое, лаконичное слово - "отрицательно". В лаборатории его уже узнавали старушки-гардеробщицы, да и сестры, натыкаясь на исколотую, великолепно набухавшую вену И.О., радостно спрашивали: "Ой, вы опять едете за границу?"
А Мишаня твердил свое: "Этим ты не болен, а на Сузи ты не женишься. Потому как "открытое окно". Один в Ленинграде, вроде тебя, тоже шел пьяненький по Марата - белая ночь, тишина... Глядит - окно открыто. Заглянул - стол посреди комнаты, никого нет, на столе водка, закуска, вот, думает, красота! Выпил, закусил, огляделся, а за ширмой баба голая спит и во сне стонет, мается - ждала кого-то, наверное... Ну, он и полез на нее... Восемь лет дали". - "Ах, если бы ты был прав!.." - лихорадочно твердил И.О. В такие моменты он готов был пожертвовать ногой, рукой, чем угодно, лишь бы только Сузи не коснулась тлетворная тень этого. Но как только в руках у него оказывалась очередная справка, тут же он выпрямлялся и, сверкая глазами, как Суворов, готов был брать штурмом свои бразильские Альпы.
А Сузи... Сузи была занята по горло: проводила среди всех своих влиятельных родственников мощную кампанию - выбор сделан! - она приняла решение, и никто не помешает ей связать свою жизнь с любимым человеком. Но, к ужасу И.О. и "конторы", где-то существовал ее грозный папа. Что-то он скажет, когда осознает неотвратимость катастрофы - ведь в спокойный, стерильный поток родовитой крови Альваресов, Домингесов и прочих Ампаресов врывается какой-то мутный славяно-азиатский арык!
И наконец настал один из самых трепетных дней в жизни И.О. - день, когда отец Сузи специально прилетел в Москву, чтобы встретиться со своим невесть откуда свалившимся и, по донесению тетушек, дядюшек и некоторых специалистов из посольства, весьма возможным будущим зятем, необыкновенное влияние которого на дочь возбуждало в папаше, с одной стороны, животный ужас, а с другой - чисто музейное любопытство взглянуть на монстра с ослиными ушами, волосатым лицом и глазом на затылке. Тем не менее, отец в Москве зря времени не терял, сделав заодно несколько выгодных контрактов и отдав распоряжение, чтобы в "метрополевской" чайной был заказан стол для друзей Сузи и ее возлюбленного. (Подумать только! Наследница миллионов и одна из самых прекрасных женщин мира - мира! - с этим красным оборвышем!!!) Вечером он отправился еще и насладиться русским балетом (что значит деловой человек), - так что "контора" пришла встречать его к колоннам Большого театра. Но поскольку балет затянулся (или время встречи специально так было назначено), Мишаня, Крепыш, Гольстман и сам И.О. вынуждены были торчать между этими колоннами больше часа. "Все это штучки пройдохи миллионера, - мрачно шипел И.О. - Уж он-то знает, как сбить с толку!" В душе И.О. происходило нечто, отнюдь не подобающее такому событию: он вдруг поддался панике, снова в мозгу закопошились всякие подозрения, и он почувствовал какую-то во всем зыбкость - как будто вместо асфальта под ногами у него оказались болотные кочки. Он даже в весе потерял - и пиджак вдруг оказался несколько не впору, и брюки мешковаты; руки стали потеть, и самое ненужное в такой ответственный момент - он ясно понял, что вся эта игра для него проиграна начисто. Мало того - он не только потерял Сузи, но и лишился всего, что он мог иметь в будущем без нее: они таких, как он, не прощают, - повыдрючивался, поиграл в свободу, вот теперь и плати! Что им до того, что он талантлив, умен, чувствителен, - да мало ли их, талантливых, на свете! Послушные нужны да исполнительные, а всех чувствительных - к ногтю, всех их - в бараний рог, в порошок! И точно в подтверждение его мыслей, из-за колонны как бы случайно выглянула любопытная рожа - "ребята" не церемонились...
Встреча с "папашей" ошеломила и буквально потрясла И.О. Как только из театра стали выходить зрители, И.О. охватило необыкновенное возбуждение, болотные кочки мгновенно исчезли, и он с восторгом ощутил, как у него появляется то прекрасное, редкое вдохновение, когда он может все, когда он точно вырастает над всеми и у него в руках оказываются ниточки-вожжи, пристегнутые к душам и воле каждого человека, попадающего в его аферу, какое счастье держать в узде строптивого жеребца и заставлять его прыгать через барьеры и танцевать польку!
А "папаша" оказался конем что надо! В какую-то десятую долю секунды, когда И.О., дрожа от напряжения, вглядывался в глаза бразильского миллионера, на одной руке которого висела его принцесса Сузи, а на другой ее канадская подруга балла на полтора, если учитывать добавочный балл за иностранное происхождение, - он, будто сложнейшая вычислительная машина, всей своей химией, всеми клетками тела и мозга перебирал тысячи возможных ходов и приемов, как оседлать этого откормленного, наглого, полного сил тяжеловоза, и чудом выбрал самый правильный - у него в мозгу мелькнул сложнейший трюк какого-то гениального футболиста, в виртуозном повороте забившего гол в ворота противника, - и тут И.О. понесло! Град вопросов, шуток, испанских, итальянских и португальских слов, непристойностей, анекдотов, несколько па ча-ча-ча, какие-то детали кофейного производства и экспорта сухофруктов (основного бизнеса "папаши"), архитектура новой столицы, Ороско, Сикейрос, крокодилы, анаконды и, конечно же, бразильский футбол - все это посыпалось на голову видавшего виды бразильского министра, который настолько не ожидал подобной атаки, что у него хватило ума только хохотать на протяжении всего этого коротенького пути от Большого театра до гостиницы "Метрополь".
И только перед самой дверью ресторана И.О. остановился и, взяв за руку Сузи, торжественно, не совсем правильно грамматически, но очень взволнованно произнес: "А теперь, дорогой мистер Альварес-Домингес и так далее, я сразу должен заявить вам при свидетелях как с моей стороны, так и со стороны Сузи, что мы, во-первых, любим друг друга и друг без друга жить не можем, время это уже успело показать, правда, недостаточно продолжительное, но зато очень насыщенное, что очень хорошо известно нам с Сузи; и поэтому, дорогой мистер Альварес-Домингес и так далее, я торжественно, искренне и с полной ответственностью прошу руки вашей дочери и заверяю вас, что буду вечно любить ее, защищать от врагов и болезней, кормить лучшей пищей и одевать в самые прекрасные одежды, а также нарожаю вам сколько хотите внуков и внучек и сделаю ее самой счастливой женщиной на земле! И не обращайте внимания на то, что я говорю об этом здесь, в коридоре, просто внутри нас будут слушать лишние уши, - да вот, кстати, они и здесь слушают, но это неважно... И еще одно... - Тут он сделал коротенькую паузу, чтобы отдышаться. - Как бы ни вышло впоследствии, вдруг мы с Сузи не поженимся, хотя это будет несчастьем не только для меня, но и для вашей единственной дочери, - эту часть И.О. постарался произнести особенно убедительно, - в общем, что бы ни случилось впоследствии, позвольте мне сегодня, дорогой Лопес, называть вас просто папой!"
Все даже захлопали - так блестяще он закончил. И.О. ликовал: пусть он проиграет, но зато уж вдоволь насладится всем этим мышиным переполохом, ишь, забегали, тараканы, зашныряли по коридорам, друг другу знаки подают, видно, большой человек "папаша"! И ведь обманывают себя, будто это в них классовое чутье негодует, а не гложет их души самая обыкновенная зависть к удачливому соседу. Всю жизнь свою потратит этот раб и бездельник на то, чтобы его сосед стал таким же нищим, как и он сам, чтобы они стали равны! Ах, равенство, равенство! Сколько жизней погублено, сколько лошадей отравлено и домов пожжено во имя такого вот равенства в одной яме с помоями! А ведь яма-то глубока, дна не видно, есть ведь и такие, что распластались на самом дне, им тоже равенство подавай, вот тут-то они и поднатужатся, тут-то они и прихватят тех, кто еще на поверхности, да сообща, навалясь, под "Э-эй, ухнем!", так всю сказочную Россию на самое дно-то и утащат. Но по-своему и они правы: женись, предположим, И.О. на Сузи, - его и пальцем будет не тронуть, будет он жить в валютной квартире, покупать только в "Березке", раскатывать в "мерседесе", читать иностранные журналы, а там, глядишь, и какой-нибудь Гольстман захочет жениться на канадке, а потом третий, пятый, десятый... И охватит страну разложение, заведется раковая опухоль свобододействия, пойдут метастазы и уже все захотят покупать в "Березке"! Э-э, нет, не пойдет. Опухоль надо вырезать в самом ее зародыше.
Все это молниями проносилось в голове И.О., пока они поднимались по лестнице на четвертый этаж, откуда доносилось треньканье балалаек и сладкий голосок тенора, певшего опостылевшую "Калинку". Сузи была необыкновенно красива, и это пугало И.О., ему было трудно поверить, что совсем недавно они были вместе, - он смотрел на нее, сидевшую рядом с ним за щедрым и красивым столом, как раз напротив отца, и мрачно думал: "Вот сидишь ты тут, моя шестибалльная красавица, и сама знаешь, что ничему не бывать - ни свадьбе, ни семье, ни внучатам... И все, чего я только хочу, это провести с тобой еще одну, последнюю, ночь, а там хоть потоп". И Сузи, прижавшись к его плечу, тихо и печально прошептала в ответ: "Я тебя люблю", что могло означать лишь одно: "Да, ты прав".
Гольстман уже вовсю беседовал с канадкой, за которой стал ухаживать с самого момента встречи у Большого театра. Английского языка он не знал, но, будучи фанатиком джаза, умудрялся объясняться с ней названиями джазовых концертов и песен. Получалось у него довольно складно. "Love me tonight", повторял он каждые две минуты, а на все ее вопросы отвечал: "You are the top!" и "I've got you under my skin". А когда, отсмеявшись, она на него несколько рассердилась, он вставил: "The shadow of your smile?" И, обняв ее за плечи, нежно прошептал: "Come to me my melancholy baby". Канадка, сообразив наконец, как надо с ним разговаривать, тоже перешла на песни. "I've heard that song before", - сказала она. "Just one of those things", попросил он. "Never on Sunday", - ответила она. "Cheek to cheek", - умолял Гольстман. "Let me, lover", "Tenderly", - вздохнул Гольстман. "It's delavely", - улыбнулась канадка. "Come dance!" - смело воскликнул Гольстман. "Let's do it!" - согласилась канадка, и они пошли танцевать.
Мишаня и Крепыш чувствовали себя в валютной чайной как дома, налегали на виски, икру, семгу (где еще так полакомишься!) и вовсю беседовали с миллионером, и тут Крепыш с услужливостью медведя стал усердно и с жаром расхваливать И.О., за что немедленно получил от Мишани хорошего пинка под столом. Бразилец весь вечер был очень мил, и, хотя делал вид, что не обращает на И.О. особого внимания, они, однако, раза три ловили друг друга на этаких шпионских, исподтишка, взглядах и потом вежливо раскланивались, улыбаясь. К середине вечера "папа" проникся к И.О. настоящей симпатией, а И.О., в свою очередь, забыл все страхи, расслабился и, обняв Сузи за талию, напевал ей, тут же переводя на английский, непристойные русские частушки, также испытывая злорадное ликование - вот вам настоящая Россия, а то поразвесили клюквы, переодели стукачей в псевдорусские костюмы и потчуют иностранцев самоварно-балалаечно-цыганским винегретом. Но на самой бойкой частушке он поперхнулся: из-за стойки бара-буфета на него очень внимательно глядела зловещая группа - три черных квадрата с круглыми, как футбольные мячи, головами. Крайнее слева лицо страшно походило на тяжелую физиономию Царапкина, некогда бывшего советским послом в ФРГ. Как-то И.О. пришлось брать у него интервью, и он тогда поразился нерушимости монолита лицовзглядфигурафамилия; "метрополевский" Царапкин вытащил из-под прилавка фотокамеру, не спеша приладил к ней блиц и, копаясь в объективе, стал направлять ее на их стол, но оказалось, что расстояние от буфета слишком велико, так что ему пришлось подойти почти вплотную к их столику. Пока он еще раз проверял диафрагму и наводил на резкость, вся компания сгрудилась вокруг миллионера, и тут наконец Царапкин вспыхнул блицем, ослепив гогочущую прямо в объектив "семейку". Все иностранцы так и решили, что фотография предназначается для семейного альбома, а очаровательная, прямо королевская пара - Сузи и И.О. - счастливые молодожены. И тут весь зал разразился аплодисментами! Глупые, наивные иностранцы! Расскажи вам правду, вы содрогнетесь, ужаснетесь и все равно не поверите - так не бывает! Так не может быть! У нас не так! - будто если у вас не так, а эдак, значит, эдак и везде. Давайте, валяйте, наводите всякие сердечные да добрососедские мосты, но уж после пеняйте на себя.