Лубянские чтения-2022. Актуальные проблемы истории отечественных органов безопасности: сборник материалов XXVI научно-теоретической конференции «Исторические чтения на Лубянке». Москва, 2 декабря 2022 г.
Шрифт:
Источники зафиксировали диаметрально противоположные интерпретации законов о публичных мероприятиях со стороны глав местных администраций. С одной стороны, некоторые уездные начальники стремились скрупулезно контролировать даже свадьбы и похороны. Газета «Биржевые ведомости» сообщала 8 мая 1907 г.: «Нам доставлен циркуляр начальника Рижского уезда, которым он объявляет подведомственным чинам о том, что запрещение устраивать всякого рода собрания без разрешения полиции распространяется также и на случаи крестьянских похорон, свадеб, поминок и т. п.» [31] . С мнением уездного начальника согласился Лифляндский губернатор [32] . С другой стороны, министр внутренних дел получал письменные обращения о том, что полицейский контроль публичных мероприятий затруднителен и малоэффективен. Одесский градоначальник писал 2 февраля 1906 г.: «Внутренний контроль за происходящим на этих собраниях официально не возможен, так как на основании статьи XII указа 11 декабря 1905 года в подготовительных собраниях чины полиции не присутствуют и роль их ограничена лишь наблюдением за тем, чтобы посторонние лица не имели доступа в помещения, в которых происходят собрания; не предусмотрено также право для администрации командирования на подготовительные собрания особых чиновников… Таким
31
Биржевые ведомости. 8 мая 1907 г.
32
ГАРФ. Ф. 102. Оп. 62. Д. 52. Л. 374.
33
Там же. Л. 210.
Калужский губернатор А.А. Офросимов в письме министру внутренних дел фактически заявлял о том, что решения о дозволении или запрете собраний будут приниматься им в соответствии со степенью их политической лояльности власти. Интересно, что в его обращении нет ни слова о нормах закона. 25 января 1906 г. он писал: «Мною разрешаются собрания местных отделений партий „За царя и порядок“, „Союза 17 октября“, „Торгово-промышленной“, „Конституционно-демократической“ и будут допускаться собрания выборщиков и избирателей в Государственную Думу, но так называемые „митинги“ я не нахожу возможным допускать, пока у меня не будет полной уверенности в том, что эти митинги не будут служить ареной противоправительственной деятельности. При этом считаю долгом присовокупить, что среди населения Калужской губернии значительно сократилось стремление к самоуправным действиям скопом против частной собственности и появление отдельных агитаторов противоправительственной пропаганды. Все это – результаты преподанных Вашим Высокопревосходительством мероприятий и объявление Калужской губернии на положении чрезвычайной охраны» [34] . Несмотря на верноподданический характер вышеприведенного письма, следует отметить, что оно не соответствовало законодательным нормам. 4 марта 1906 г. были опубликованы Правила, согласно которым устройство собраний могло быть разрешено только физическим лицам, а не партиям (большая часть из них к этому времени не утвердила устав). Из других определений закона, препятствующих публичных мероприятий, можно отметить запрет их устройства в гостиницах или ночлежных домах, угрозы участников мероприятий общественному порядку и спокойствию.
34
Там же. Л. 196.
Тот же калужский губернатор решил подробнейшим образом оповещать Департамент полиции о публичных собраниях в вверенной ему губернии. 27 июня 1906 г. он сообщал: «17 сего июня было устроено в Калуге в помещении Дворянского собрания членом губернской земской управы Кашкаровым и помощником присяжного поверенного Циборовским собрание калужского отдела конституционно-демократической партии, на каковом собрании присутствовало около 700 чел., в числе которых члены Государственной Думы от Калужской губернии Новосильцев и Обнинский… Константинов спросил, что будет делать Дума, если министерство, ухода которого он требует, не уйдет. Из его слов видно неодобрение к Думе за ее „долготерпение“. Новосильцев категорически заявил, что министерство не может не уйти. Через три месяца ему нужны будут деньги, а Дума постановила не разрешать кредита этому министерству и оно волей-неволей должно будет уйти» [35] .
35
Там же. Л. 329–330.
Закон 4 марта 1906 г. породил такую путаницу и недоумение среди губернаторов, что отголоски этой путаницы были актуальны и в 1909 г. Так, курский губернатор М. Э. Гильхен 11 января 1909 г. написал большое письмо в Департамент общих дел Министерства внутренних дел, в котором признался, что закон порождает двойственные интерпретации: «При применении на практике закона 4 марта 1906 года мной встречены затруднения в разрешении следующих вопросов: 1) Относится ли статья 135 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, запрещающих устройство всякого рода зрелищ и увеселений без разрешения полиции, только к публичным (общенародным) увеселениям или же ко всем без исключения увеселениям (спектакли, музыка, танцы, пение, декламация, карточные игры), как публичным, так и не публичным. 2) Должно ли почитаться публичным собрание в общественном клубе или семейном собрании, в которое имеет доступ кроме членов собрания только гости, входящие по записи их членом собрания в особую книгу, за что гости вносят плату в доход собрания. Если таковые собрания признаются публичными, то обязательно ли к ним применение ст. 5 раздела III Временных правил о собраниях 4 марта, а также подлежит ли плата, взимаемая с гостей особому сбору в пользу ведомства императрицы Марии» [36] . Через четыре месяца курскому губернатору ответил лично исполняющий должность директора Департамента полиции Н. П. Зуев. Он разъяснил губернатору, что смешивать ст. 135 Устава о предупреждении и пресечении преступлений и закон 4 марта 1906 г. нельзя, так как спектакли и общенародные игры, которые могут быть запрещены ст. 135, не относятся к «объединениям по вопросам общественным и государственным», находящимся под действием закона 4 марта.
36
Там же. Л. 382.
Как демонстрируют архивные документы, губернаторы иногда не понимали смысл новых законов и постановлений. Чрезвычайная перегруженность начальников губерний, необходимость заниматься мелкими несущественными делами в условиях революционного времени способствовали кризису местного управления, невозможности оперативно решать повседневные проблемы. Уже во второй половине XIX века губернаторы, будучи чиновниками Министерства внутренних дел, «получали большое количество министерских предписаний из всех департаментов, которые должны были исполнять» [37] . Важнейший вопрос разрешения или запрета публичных собраний во время продолжающейся революции вызывал много вопросов глав местных администраций; их переписка с Департаментом полиции или с Министерством внутренних дел могла занимать несколько месяцев, что совершенно не удовлетворяло потребностям управления.
37
Жукова Д.Д. Система взаимодействия владимирских губернаторов с органами полиции во второй половине XIX века // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. 2014. № 4.
С. И. Ефремов
г. Москва
Некоторые особенности организации пограничной охраны Финляндии в годы Первой мировой войны
(1914–1918 гг.)
К началу Первой мировой войны (1914–1918 гг.) в условиях бурного технологического развития соперничавших стран, акватория Балтийского моря представляла собой не только широкую торгово-экономическую зону, связывавшую разные государства, но и область военного противостояния стран. В связи с экспансионистской политикой отдельных европейских государств и обострением обстановки в европейском регионе, сложилась реальная опасность вторжения агрессора в северные рубежи Российского государства, тем самым поставив перед лицом потенциальной опасности его столицу – Петроград. Северо-западным оплотом государственной границы Российской империи являлась Финляндия, входящая в ее состав по Фридрихсгамскому мирному договору 1809 г. В условиях начавшейся Первой мировой войны данный регион получил особую стратегическую значимость. Наделенная широкими автономными правами Финляндия, являлась с одной стороны, своего рода надежным щитом от нападения врага, но с другой стороны в случае занятия ее территории неприятелем, создавала потенциальный плацдарм для атаки на северо-западную часть Российской империи и Петроград, в частности. Как свидетельствует исторический опыт, Финляндия неоднократно являлась плацдармом для военных действий Швеции против России [38] .
38
Большая Советская Энциклопедия. 2-е изд. Т. 45. С. 182.
Для обеспечения комплексной защиты стратегически важного региона, с суши и моря, а также с воздуха (в связи с бурным развитием воздухоплавания и авиации), русским военным командованием был предпринят ряд мер военно-оборонительного характера на территории Финляндии, в том числе и в области боевого применения в условиях начавшейся войны сил и средств пограничной стражи империи. Так, уже 18 июля 1914 г. были мобилизованы все 5 округов пограничной стражи России, 31 июля они перешли в подчинение военного ведомства [39] . Чины 1-го пограничного округа, в составе четырёх бригад (1-й пограничной С-Петербургской императора Александра III бригады; 2-й пограничной Ревельской бригады; 3-й пограничной Аренсбургской бригады; 4-й пограничной Рижской бригады) и одной особой пограничной Беломорской сотни были рассредоточены по побережью Балтийского моря для несения охранной службы на наблюдательных постах, а Беломорская пограничная сотня была расположена в районе Архангельского, Онежского и Мезенского уездов [40] .
39
Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 16315. Оп. 1. Д. 44. Л. 184.
40
Там же. Л. 200.
К началу XX в. внутренняя ситуация в княжестве Финляндском была двоякой: с одной стороны, в связи с широкими автономными правами народных волнений на его территории не было, и местное население было лояльно настроено к российской власти. С другой стороны, в связи с политикой царской власти, направленной на ограничение некоторых прав финского населения, пропагандистской деятельностью отдельных групп лиц и политических сил, в том числе и социалистов, уже к 1914 г. настроение населения Финляндии было разно полярным. Ситуация осложнялась и тем, что часть этого населения являлась шведами по происхождению, и их политические взгляды зачастую были направлены против российской власти в сторону восстановления шведской гегемонии в регионе. Пограничная стража России постоянно следила за настроениями населения Финляндии и регулярно докладывала о его состоянии по команде. Так, например, начальник 3-го Николайстадского участка пограничной стражи, с большим количеством проживавшего шведского населения, в 1915 г. докладывал: «Настроение местных жителей спокойное, а в деревнях и селах даже сочувственное к нам, про города это сказать нельзя. Горожане холодно корректны и положиться на них нельзя» [41] . Подобное положение явно осложняло ситуацию в регионе.
41
Там же. Ф. 4929. Оп. 1. Д. 40. Л. 43 об.
Для защиты территории Финляндии и северо-западных рубежей Российской империи от вероятного вторжения неприятеля была сформирована Финляндская пограничная охрана, которая фактически состояла из небольшого гарнизона русских войск. В связи с её малочисленностью уже в начале 1915 г. она была усилена сотнями 1-й пограничной С-Петербургской императора Александра III бригады. Так, согласно приказу по бригаде № 241, с февраля 1915 г. были отправлены на территорию Финляндии ее сотни [42] . В дальнейшем, на базе сотен бригады были развернуты четыре пограничных Петроградских конных дивизиона, личный состав которых был распределен на постах от селения Муониска, по побережью Ботнического и Финского заливов и по сухопутной с Финляндией границей между Финским заливом и Ладожским озером. Специально созданные Петроградские конные дивизионы несли охранную службу на побережье, входя в состав семи участков Финляндской пограничной охраны. Пограничные посты подразделялись на офицерские, унтер-офицерские и береговые ближнего наблюдения. В обязанности постов входило постоянное наблюдение за вероятным появлением противника с моря и воздуха, при обнаружении летательного аппарата личный состав поста должен был немедленно сообщать по команде о направлении его полета, и при необходимости вести его преследование.
42
Там же. Ф. 4966. Оп. 1. Д. 2. Л. 10.
В случае обнаружения вражеского десанта пограничный пост поддерживал телеграфную, телефонную, конную и велосипедную связь с соседними постами, командиром своей сотни, начальником участка, соседними частями, батареями и береговыми наблюдательными постами для своевременного донесения по фронту и в глубину всем войсковым частям. Пограничникам было предписано немедленно оповещать о десанте близлежащие посты и части и «максимально воспрепятствовать его высадке». Причем соседние с атакуемым участком посты должны были включаться в отражение вражеского десанта и оказывать друг другу поддержку, опрокидывать неприятеля обратно в море, либо при его многочисленности «задерживать врага огнем, не даваться ему в руки и доносить о происходящем по команде». При отходе пограничных постов, под натиском вражеского десанта, они превращались в разведзаставы, между которыми устанавливалась надежная связь по фронту и в глубину.