Лучшая месть

Дэвис Джастин

Проблема заключалась в том, что Джесса, вероятно единственная в городе, не верила, что внешний лоск Олдена, искусно окрашенный печалью по поводу происшедших в его жизни трагедий, и его белозубая ослепительная улыбка скрывают глубокие, искренние чувства.

«Но разве эти лоск и улыбка не являются основными атрибутами политика?» – задала она себе риторический вопрос.

Однако шутка показалась плоской даже ей самой. Особенно учитывая то, что Джесса знала о столпе общества Сидара. Отсутствие у нее доказательств не могло уменьшить легкой тошноты даже после

стольких лет. Значительную роль, в этом играло чувство вины – тогда она была ребенком, но чувствовала, что должна что-то сделать. Джессу заставляло молчать лишь то, что тот, кто сделал самую большую ставку в этой игре, умолял ее не говорить ни слова.

Но теперь она была взрослой и не сомневалась, что такие преступления не имеют срока давности. Однако если жертва давно мертва, что она могла сделать?

Что должна была сделать?

Отойти в сторону и позволить этому человеку вступить в должность, которую ее отец и дед занимали с достоинством и честью? Могла ли она молчать о своих подозрениях, не имея никаких доказательств? Просто шептать о подозрениях по поводу человека, занимающего такое положение, не только бесполезно, но и не вызывает ничего, кроме недоверия к ней.

Что же тогда – позволить своему любимому родному городу наделить Элберта Олдена властью над шестью школами Сидара, подозревая, что он воспользуется ею наихудшим образом?

Джесса опустилась на ящик с блоками соли.

– Нет, – шепнула она пустому магазину. – Я не могу. Я просто не могу.

И тут же спросила себя, что она имеет в виду – не может попытаться остановить его или не может этого не делать?

Глава 2

– Что-что?

Джош смотрел на него, как на реактивный двигатель, который внезапно замяукал.

– Ты слышал меня, – сказал Сент-Джон. Он был раздражен и разгневан на себя за то, что затеял этот разговор, и ворчал, как дворовый пес.

– Почему?

– По моим расчетам, у меня скопилось 333,6 дня отпуска, – сказал Сент-Джон своему боссу и главе «Редстоуна», и, принимая во внимание присущую ему немногословность, сейчас он произнес очень длинную фразу.

– Отлично знаю, но это не ответ. – Джош прищурил глаза, и Сент-Джон понял, что ему, скорее всего, не удастся избежать прямого объяснения.

– Ты говоришь «нет»?

Джош откинулся на спинку стула.

– Ты знаешь меня с тех пор, как был подростком, и должен понимать лучше, чем другие.

Сент-Джон не понимал лучше. Он просто надеялся, что Джош согласится, не выясняя причин. Напрасная надежда, осознал он, когда человек, который никогда ничего не упускал, медленно поднял свою долговязую фигуру с большого кожаного кресла.

– К тому же ты моя правая рука и так же незаменим в «Редстоуне», как я. Без тебя «Редстоун» не будет таким, какой он есть.

Сент-Джон не стал протестовать – он знал, что чертовски хорош на месте вице-президента по управлению. И как говорила личный пилот Джоша Тесс Мачадо, для того, чтобы

описать его деятельность в полном объеме, потребовался бы весь «Оксфордский словарь английского языка».

– Я должен тебе все то время, которое ты потребуешь, хотя твое отсутствие повлечет за собой ужасающие последствия. Но это не имеет значения, – добавил Джош, так как Сент-Джон хранил молчание.

И оно продолжалось достаточно долго для того, чтобы заставить нервничать собравшихся. Наконец, уголки рта Джоша дернулись, и Сент-Джон понял, что он уступит.

– Что имеет значение, – продолжал Джош, как будто никакой паузы не было, – так это что моей правой руке, моему главному помощнику, который не брал ни дня отпуска за десять лет, который всегда мог подняться над обыденностью, работать в выходные и даже на Рождество, вдруг понадобился отпуск.

– Да или нет? – проворчал Сент-Джон.

Еще один долгий момент Джош молча смотрел на него. Сент-Джона не пугало то, что босс превосходил его шестифутовый рост на добрых три дюйма. Да, Джош никогда и не пытался подавлять своим ростом, многие вообще обманывали, принимали его за туповатого провинциала с деревенским акцентом, и слишком поздно понимали, что их одурачили.

Когда он заговорил снова, это был почти шепот.

– А если я скажу «нет»?

«Я испытаю облегчение, – подумал Сент-Джон. – Буду рад предлогу не ехать».

Это признание, даже внутреннее, раздосадовало его. Разве он не знал, что попытка спрятаться от реальности никогда не приводит к желаемому результату? Что жизнь такова, какова она есть, и что с семи лет он не пытался отворачиваться от нее?

– Не скажешь, – пробормотал Сент-Джон, возвращаясь к своему обычному немногословному стилю.

– Да, – со вздохом промолвил Джош. – Я не скажу «нет». Но, по крайней мере, сообщи мне, где тебя можно будет найти. Ты единственный в «Редстоуне», кто сможет взять на себя руководство, если что-нибудь случится со мной.

– Нет. Дрейвен.

Джош поднял бровь.

– Да, благодаря Джону и его людям я в максимально возможной безопасности. Но это не отменяет того факта, что мне может понадобиться связаться с тобой. Так где же ты будешь?

Сент-Джон полез в карман и достал свой изготовленный в «Редстоуне» телефон – замысловатый мультифункциональный мини-компьютер с глобальной связью, – демонстрируя ответ.

Джош криво усмехнулся:

– Я знаю, что твоему технологичному уму трудно это принять, но есть места, где твой малыш не работает.

– Весь дрожу.

– Шутишь? Теперь я по-настоящему беспокоюсь.

– Не стоит.

Джош спокойно продолжал, без всяких претензий на юмор.

– Дэм, – произнес он сокращенный вариант редко используемого имени Сент-Джона – Деймерон. Сент-Джон молча ожидал продолжения. – Я никогда не заставлял тебя говорить о том, о чем ты говорить не хочешь, – сказал Джош. – Это означает почти обо всем. Но ты не можешь просить отпуск чуть ли не впервые в жизни и ожидать, что я не буду удивляться, если не беспокоиться по этому поводу.