Лучше, чем пираты
Шрифт:
Добившись от Соловьева разрешения на свидание с заключенным на эсминце, Вера Дворжецкая сказала брату:
— Ну что, Борюсик, теперь я у тебя буду вместо мамочки. А ты должен меня во всем слушаться, если не хочешь и дальше сидеть взаперти. Вот видишь, мне даже разрешили свидание с тобой.
— Я смотрю, у тебя снова все хорошо. Даже не верится, — сказал Борис Дворжецкий, рассматривая улыбающуюся физиономию своей сестры и сделав вывод, что та явно в хорошем настроении.
Вера проговорила:
— Ну, как тебе сказать, братик? Муж меня бросил, скотина. Но, представь, я умудрилась уже найти себе другого мужика. И отгадай, кого?
— Даже не представляю,
— Так вот. Я теперь подружка самого Соловьева! Так что скоро вытащу тебя отсюда. Вот только и ты не упирайся, соглашайся сотрудничать. Им сейчас грамотные люди нужны. А ты же у меня все-таки грамотный. Когда-то даже университет окончил.
Пока Вера общалась с братом, все те моряки, которые собирались на концерт, уехали на берег. И никто не настаивал, чтобы она уезжала. Да и сам командир эсминца был предупрежден особистом, что к арестованному приедет сестра ради того, чтобы склонить Бориса Дворжецкого к сотрудничеству с новой властью. Так что, по распоряжению командира, им не только поставили на палубе в тени стулья и столик, а еще матросы напоили чаем с галетами. Потому вечернее происшествие со стрельбой и поножовщиной, случившееся на берегу, Дворжецких не коснулось.
Глава 30
Поздно вечером, когда после мятежа испанских моряков все кое-как успокоилось, а солнце больше не раскаляло металл корабля, старшие советские офицеры собрались на совещание в штурманской рубке «Вызывающего». Присутствовали те же лица, что и в прошлый раз, объявившие самих себя новой властью: командир, замполит и особист. И любому из них было вполне понятно, кто виноват в драматических событиях. Потому что виноваты были они все вместе. Тем не менее, каждый из них пытался переложить основную ответственность на других членов этого нового политбюро Марианской ССР.
— Вот что ты сделал, Арсен? Какого черта надо было прямо сходу устраивать фильтрацию этих испанцев? Если бы мы просто продержали их несколько дней на рейде, пока все тщательно не подготовим на берегу, то и не случилось бы ничего подобного! — возмущался Яков Соловьев.
Но, Саркисян оправдывался:
— Я за личный состав вообще-то отвечаю, вот потому и отнесся к ним, как к людям. Сам вот посиди на жаре несколько суток в таком неподвижном вонючем деревянном корыте, так набитом людьми, что и ступить там негде, а черви и крысы в трюме уже доедают последние сухари из судовых запасов, да и питьевая вода давно протухла! Но, признаю, конечно, что не учел я, насколько эти испанцы гадами неблагодарными окажутся. А вот ты, Яша, вообще непонятно зачем устроил этот дурацкий концерт без всякой разведки и без обеспечения безопасности! Кто у нас за безопасность отвечает, я или ты?
Соловьев тоже находил себе оправдания:
— Так я же все сделал, как положено. Разведгруппу мичмана Ярового послал берег прочесать. Да еще и сам воздушную разведку провел с вертолета. И ничего там угрожающего не обнаружилось. И не случилось бы ничего, если бы пленные испанцы не выскочили с галеона. Да и в этом случае их бы сразу остановили огнем, если бы пулеметы успели уже на вышки установить. А это уже виноват наш оружейник мичман Михайлов. Он, видите ли, пулеметные комплекты вовремя подготовить не успел и бумаги оформить требовал, как положено, со всеми подписями командиров. Хотя кому сейчас уже нужны все эти бумаги? Вот и вышла заминка бюрократическая. Так с Михайлова и спрос тогда.
Выслушав замполита и особиста, Павел Петрович подвел итог:
— Не вижу смысла спорить. Вы оба виноваты. Ты, Арсен, что поторопился с фильтрационными мероприятиями, и ты, Яша, что поторопился с концертом. А я виноват, что вам все это разрешил. Ведь спешка только при ловле блох хороша. Но теперь все это происшествие послужит всем нам хорошим уроком, чтобы проявлять впредь тройную бдительность. Потому что мир этого времени совсем другой, чем тот, к которому мы привыкли. И люди здесь с другими понятиями о чести и правде. Совсем не такими, как в книжках написано. Нам еще пока повезло, что местные жители сохраняют нейтралитет по отношению к нам. А то вот возьмут аборигены и нападут неожиданно. Кто знает, насколько они коварны? А мы снова готовы не будем, как с этим испанским бунтом, от которого столько наших матросов пострадало. Потери среди личного состава в нашем положении просто недопустимы. Потому напрасных жертв надо постараться избегать. Прикажу с завтрашнего дня начать создание оборонительного периметра вокруг бухты. Опорные пункты поставим с пулеметами на высотах, посты наблюдения организуем, а подступы с суши заминируем. Да хоть элементарными растяжками. Гранат у нас полно. Да и взрывчатки много. Все боевые части мин и торпед разобрать можно и для изготовления противопехотных мин применить. Ну кому тут под брюхо торпеды пускать, если все здешние деревянные корыта насквозь прошьет любой из стволов даже нашей зенитной артиллерии с приличного расстояния? А всю нашу минно-торпедную братию спишем на берег и задействуем для охраны периметра. Разве что торпедных электриков можно оставить на корабле, если переучить их для службы в машинной команде, а то там, как раз, после всей этой поножовщины самые большие потери.
— А я вот считаю, что с местными надо бы постараться договориться. Ни к чему нам с ними ссориться. Зачем нам на острове постоянная война? Например, мы можем предложить им автономию и обеспечение безопасности от тех же испанцев, а за это туземцы будут нас снабжать продовольствием, — высказался замполит.
— Да, я поддерживаю. Вспомните факты, что у туземцев за всякие безделушки европейцы выменивали огромные территории. И мы тоже так сможем, если проявим дипломатию, — кивнул особист.
— Только у нас нет красивых стеклянных бус для обмена, — заметил Павел Петрович.
— Не беда. Зато у нас полный трюм самых настоящих пиратских сокровищ, в том числе и драгоценных камней. И что мешает нам их предложить аборигенам? Мы же даже не обманем их, как те колонизаторы, а предложим на обмен вполне ценные вещи, имеющие высокую стоимость, которые они смогут продать, когда разовьем товарно-денежные отношения, — сказал Соловьев.
— А что, и товарно-денежные отношения уже предполагаются? — поинтересовался командир.
— Разумеется. Нам же нужно пролетариат выращивать, а путь к его росту лежит через развитие ремесел и создание мануфактур. Но, чтобы развивались ремесла, нужно те самые товарно-денежные отношения сперва организовать. Для начала попробуем чеканить монеты из пиратского серебра и зарплату станем платить всем нашим новой денежной единицей. А потом, когда у людей появятся деньги, образуются и торговые лавки, спрос на товары возникнет. Тогда и ремесленные мастерские начнут создаваться, — объяснил Соловьев. И добавил:
— И я предлагаю уже сейчас объявить всем, во избежание недовольства, что труд каждого мы намерены достойно оплачивать. Но не авансом, а по итогам месяца. За это время и монет понаделаем.
— Что ж, от каждого по способностям, каждому по труду. Это принцип социализма. Потому и я с этим предложением согласен, — поддержал замполит.
— У нас же никакого штампа для этого нет, что за монету будем печатать? — спросил командир.
— Да простейшую. Серебряный рубль. С одной стороны изобразим нашу пятиконечную звезду, а с другой — серп и молот, — сказал Соловьев, у которого уже имелся эскиз, подготовленный финансистом Альтманом.