Лучшее из "Молот и Болтер"
Шрифт:
Это было иначе. Выпадение коренных зубов. Резь в кишках, после того, (что, впрочем, происходило всё реже), как съешь что-нибудь твёрдое. Кровь в мокроте, когда сплёвывал, и в отходах, когда ходил в туалет. Пульсирующая головная боль появлялась и исчезала, как и судороги, что временами сводили ослабевшие мышцы.
После бегства по крышам все эти симптомы появились одновременно. Мальчик сопротивлялся, пока не достиг относительной безопасности. Потом лёг, и боль навалилась на него подобно обвалу.
Если бы Бас знал побольше, то распознал бы признаки обезвоживания и истощения. Когда собранные
Сколько он так уже жил? Месяцы? Похоже на то. Какое сейчас число? Не было уверенности ни в чём. Время для Баса измерялось не часами и минутами, а периодами бегства и скрытности, света, мучительного сна и ежедневного выживания на лезвии ножа. Он чувствовал себя, как последний грызун в башне, полной изголодавшихся кошачьих.
Если эта зелёная мерзость когда-нибудь его поймает, то конец не заставит себя ждать. Он будет ужасным и болезненным, но быстрым. Во всяком случае, быстрее, чем смерть от болезни или голода. Мальчик задумался, а было ли медленное и тихое умирание чем-то лучше. И что-то инстинктивно заставило его уйти от подобных мыслей, прежде чем в голове оформился ответ. Сейчас Бас был жив, и здесь, в одном из своих укрытий, он был в безопасности.
И упрекнул себя. Нет, не в безопасности. И никогда не был.
Мальчик услышал голос старика, отчитывающий его из глубин памяти, пронзительный и резкий, как ружейный выстрел.
Безопасность — всего лишь иллюзия, пацан. Никогда не забывай об этом.
Да, иллюзия. Как же Бас мог забыть? Эти слова вбивали в него, пока он не научился спать вполглаза и просыпаться в готовности, которой бы позавидовал любой гвардеец с передовой. Когда мальчик ещё жил в доме старика, то, если он не просыпался по-хорошему и не вставал навытяжку через три секунды после первой же команды, тяжёлая трость свистела в воздухе и будила его по-плохому. Сейчас же, если удар настигнет Баса во сне, то это будет уже не урок. Это будет укус клинка зеленокожего, и сон его станет вечным.
Конечно, капканы и ловушки не будут защищать его вечно. Однажды, и может даже скоро, один из дикарей преодолеет их все. Это будет не один из клыкастых громил. Бас всегда тщательно выбирал место для сна в маленьких, узких местах, куда они бы не пролезли. Но тощие, с крючковатым носом могли проскользнуть повсюду. И они были злобными убийцами, ликующими от кровопролития. Мальчик доверял своей обороне так же, как и себе, и тщательно выискивал возможные недостатки. Он трижды проверял каждый вход, прежде чем позволить себе сомкнуть глаза. Только уже своим существованием ловушки спасли его больше дюжины раз. Старый негодяй муштровал Баса нещадно, и за это мальчик его не выносил. Но сейчас эти, выученные большой ценой и ненавидимые, уроки стали тонкой гранью между жизнью и смертью. Именно благодаря им один десятилетний мальчик выжил в развалинах гниющего городка, где восемнадцать тысяч имперских граждан погибли, крича и взывая к Императору о спасении.
Бас выжил, и одно это было плевком в глаза зеленокожему кошмару.
Он никогда не благодарил старика. Было мгновение, когда они должны были расстаться навеки, и Бас уже был готов произнести
Сейчас было время отдохнуть. Он нуждался в этом больше, чем когда-либо. Снаружи была тёмная ночь. Ветер свистел в оставленных снарядами воронках, от которых рябились стены этой четырёхэтажной многоквартирки. Сильный холодный дождь барабанил по остаткам обваливающейся крыши и разбитым чердачным окнам наверху.
Хорошо, подумал Бас. Сегодня зеленокожие не будут бродить снаружи. Когда льёт как из ведра, они предпочитают оставаться у своих костров и еды.
При мысли о еде в животе заурчало, протестуя против долгих часов пустоты, но мальчик не мог сегодня позволить себе ещё раз поесть. Завтра, что-нибудь из консервов, может быть мясо грокса. Ему крайне были нужны протеины.
Забившись вглубь, у задней стенки перекошенной металлической вытяжки, мальчик натянул грязную оборванную простыню на голову, закрыл глаза и позволил хрупкому, временному спокойствию объять себя.
Когда Басу было всего лишь семь, родители погибли, и то, что ему об этом рассказали, было ложью. Новости принесли два чиновника. Дворецкий отца, Геддиан Арнауст, спросил о деталях, и пришедшие обменялись неловкими взглядами. Тот, что повыше, сказал что-то о взрыве бомбы в летнем особняке планетного губернатора — атака представителей антиимперского культа. Но Бас узнавал полуправду, когда её слышал. Что бы ни случилось на самом деле, мрачная, одетая в тёмную униформу пара в фойе особняка больше ничего не сказала. И правды он так и не узнал.
Но, тем не менее, чиновники сказали, что благородный Администратум во благо Империума Человека и самого всемогущего Бога-Императора реквизирует особняк Ваарденов со всеми сопутствующими объектами. Война бушует по всему сегментуму. Для новых войск нужны деньги. В этом вопросе Имперский закон был непреклонен. Высокий служащий уверил Арнауста, что обслуживающий персонал не тронут. Новый обитатель — работник Администратума и племянник губернатора, не меньше — воспользуется их услугами.
— Что будет с молодым хозяином? — спросил Арнауст, лишь слегка озадаченный, и то не судьбой мальчика, а скорее просто желанием отделаться от нежданных забот. Дворецкий никогда не проявлял особого внимания к сыну своего хозяина.
— Дед по материнской линии, — сказал чиновник слева. — Согласно записям, последний живой родственник. На востоке, в улье Новый Каэдон. Мальчика отправят к нему.
— В полдень туда пойдёт грузовой поезд, перевозящий рабов, — сказал тот, что повыше. — Двадцатичетырёхчасовая поездка. Без остановок.
Арнауст кивнул и спросил, как скоро мальчик может отправляться.
— Мы доставим его в терминал Хевас сразу, как только он будет готов, — сказал низкорослый служащий. — Мальчик может взять одну сумку, достаточную, чтобы вместить смену одежды. Всё остальное, что ему понадобится, предоставит ему дед.