Лучшее из "Молот и Болтер"
Шрифт:
И всё же мнение это разделяли не все. Для кого-то Гилеас по-прежнему остался безрассудным десантником, на которого нельзя целиком положиться из-за вспыльчивости и буйного духа. Дикий южанин, чьи инстинкты слишком часто преобладают над разумом.
Но если Гилеас и подозревал, что думают его братья-десантники, то почти не высказывался по этому поводу. Как он уяснил для себя много лет назад: он тот, кто он есть. Он живёт только для того, чтобы служить Империуму, и умрёт, исполняя свой долг. Это будет той наградой, какую он ждал с врождённым прагматизмом всех Адептус Астартес. Он был преданным, честным и, по мнению своего вышестоящего офицера, заслуживал полного доверия. Именно эти качества выделили
Гибель брата-сержанта Оникера во время последней кампании оставила в рядах восьмой роты зияющую пустоту, заполнить которую горело желанием немало сержантов из других рот. Капитану нужен был избранный заместитель — эту роль исполнял Оникер до своей безвременной кончины от рук орочьего вождя Галавакрута. Каждый из сержантов обладал своими качествами, но окончательное решение, тем не менее, оставалось за ротным прогностикатором.
Шае Баст, советник капитана Мейорана, гадал на рунах. Долгими часами он входил в единение с волей Императора и направлял её через себя. Наконец он объявил, что решил Император, понимая, что вслед за этим поднимется недовольство. Капитана роты выбор Гилеаса Ур'тена полностью устроил, однако в восьмой роте нашлось бы немало тех, кому решение пришлось не по вкусу. И действительно, появились недовольные голоса, что в других ротах этот выбор посчитали дурным предзнаменованием.
Гилеас прекрасно об этом знал. Несмотря на собственные дурные предчувствия и едва понятные самому опасения, он выдержал всё без единого слова и примерил мантию своей новой роли с тем же энтузиазмом, с каким подходил ко всем делам. А сейчас он смотрел на статую Императора, которая невозмутимо уставилась в даль взглядом холодным, как камень, из которого была высечена. Незыблемое присутствие Императора проливало бальзам на беспокойную душу Гилеаса, и он черпал в нём спокойную силу.
— Надеюсь, не побеспокою, брат-сержант? — раздался сзади голос, похожий на низкие раскаты грома. Гилеас обернулся к капитану, который перекрыл собой вход в часовню.
— Нисколько, брат-капитан, — Гилеас качнулся обратно на голые пятки. На борту «Серебряной стрелы» и вне тренировочных клеток большинство боевых братьев восьмой роты носили простые стихари и либо мягкие кожаные сандалии, либо ходили вообще босиком. Гилеас уселся обратно, скрестив ноги, и выжидающе поднял глаза.
Со спокойной уверенностью, которая отмечала каждое его действие, капитан вошёл внутрь и в несколько шагов пересёк расстояние от дверей до алтаря. Как и большинство воинов под его началом, Кейле Мейоран был необычайно крупным — даже для генетически изменённого космического десантника. Голову и лицо он брил наголо, до блеска. Исключение составляла длинная чёрная борода, заплетённая в тонкие косицы, отчего капитан выглядел ещё более воинственно. Почётные татуировки, которые тщательно выверяли и наносили на его лицо, за многие годы сделали его внешность одновременно и варварской, и загадочной для тех, кто не разбирался в традициях Серебряных Черепов метить себя подобным образом. Новобранцев набирали с других миров, не только с Варсавии, но по принятии в орден всех приобщали к традиции татуировок, принятой там.
Мейоран присоединился к Гилеасу у алтаря и, не говоря ни слова, поднял взгляд на статую Императора. Зашевелив губами в беззвучной молитве, он прикоснулся к фигуре. Гилеас молча наблюдал за своим капитаном, пока старший воин не повернулся к нему и пытливо осмотрел.
— Твои приготовления закончены, брат?
— Да, сэр, — Гилеас шевельнулся, чтобы встать на ноги, но Мейоран поднял руку, предупреждая движение.
— Я не прерву тебя надолго, Гилеас. Просто хотел доставить сообщение. Твоё присутствие весьма желательно в стратегиуме. Меньше чем через четыре
— Сюрприз? Нет, сэр, — как самого молодого сержанта в роте, Гилеаса нечасто приглашали на военный совет в стратегиуме — и уж тем более никогда этого не делал лично сам капитан роты. — Не сюрприз, а скорее… честь.
Убедительно врать Гилеас никогда не умел, и, судя по тому, как порозовели кончики ушей, выглядывающие из-под непослушных тёмных кудрей, постигать эту науку не собирался. Улыбка Мейорана стала шире, он протянул руку и сжал плечо молодого воина.
— Всё будет нормально, Гилеас, — сказал он негромко. — Я совершенно уверен, что ты справишься с этой должностью. Знаю, что опасаешься. Что кое-кто сомневается, что ты подходишь для этой роли, тоже знаю. Ты прошёл сержантом… сколько? Двадцать заданий?
— Двадцать пять, сэр.
И такая гордость в голосе. Всего двадцать пять заданий. Почти новичок.
Мейоран кивнул.
— Двадцать пять заданий. Успешных заданий! — по лицу капитана мелькнула улыбка, но затем он снова стал серьёзен. — Но, Гилеас, чего бы ты не опасался… когда мы высадимся, времени на то, чтобы забивать себе этим голову, не будет. Я должен знать, что голова у тебя на плечах. Я должен знать, что сердце твоё и мозги сосредоточены на задании.
— Конечно, сэр, — откликнулся сержант. Едва уловимое возмущение мелькнуло в его словах. — Я полностью готов, и я вас не подведу.
На этот раз он говорил правду.
— Да, — задумчиво ответил Мейоран, снова коснувшись статуи Императора. — Да, думаю, что не подведёшь, парень.
«Что станет делать остальная рота — вот что меня беспокоит», — добавил он мысленно.
Меньше чем четырьмя часами позже Гилеас оказался в обстановке, настолько далёкой от покоя часовни, насколько только можно себе представить. В ушах стоял знакомый, почти успокаивающий рёв тормозных двигателей: десантная капсула пробивала сплошную пелену облаков над планетой. Крепко прижатый ремнями к сиденью, сержант возложил ладонь на эфес цепного меча и окинул взглядом внутренности капсулы.
Все его спутники бормотали предбоевые литании вполголоса, в отличие от Теодерика-технодесантника, чей голос возносился над остальными. Литании технодесантника страстно обращались к духам машин, что вели капсулу к цели. Гилеас позволил мыслям забрести чуть вперёд в будущее. В конце падения их будет ждать великая битва — и от этой мысли его жилы наполнило пламя.
Гилеас поморгал, прокручивая результаты последних проверок систем, впитывая огромные объёмы бегущей информации и рун, что мелькали перед глазами. Прыжковый ранец работал нормально, оружие он с любовью разобрал и почистил перед выброской. Он готов настолько, насколько только можно.
Потенциальное бремя дополнительной ответственности его особо не волновало. Как и все Серебряные Черепа, он был невероятно прагматичным человеком. Он знал, что выучки и подготовки ему хватит, чтобы справиться со всем, что враг может на него бросить, и ещё он знал, что на поле боя воины будут исполнять его приказы беспрекословно. А что там о нём думают боевые братья вне поля боя — не суть важно.
Уверенность в себе давалась легко. Уверенность в том, что он думал, — нет.
— Приготовиться к удару! — затрещал вокс голосом Теодорика, и Гилеас, вместе с остальными, вполголоса ответил, что готов. Он крепче сжал эфес меча и вознёс Богу-Императору пылкую молитву о разрешении дела быстро и без тяжёлых потерь. Восьмая рота и без того не хвастала численностью. Новых смертей они себе позволить не могут.