Лучшее средство от любви
Шрифт:
И подозрений это тоже касается. Например, в… Как же это назвать-то? В том, что я альфонс, жиголо, ищущий дамочек побогаче для упрочения собственного материального положения. Клянусь, я даже не сразу понял, как надо на это реагировать. Поэтому просто заржал.
— Что? — зафыркала рядом Лана, пока Полина закрыла глаза ладонью в «это пипец» жесте. — Да этот парень стоит туеву кучу денег!
— Не, ну я, конечно, понимаю, что вы тут по старому фонду, да еще в историческом центре, сильно загоняетесь, — огляделся я как в первый раз. — И потолки реально повыше, чем у меня…
— Вот! Вот
— И метраж неплохой, — невозмутимо продолжил я. — Тут бы ремонтик сделать, здесь, кстати, лофт и суровый мужской хайтек классно ляжет, и в принципе будет неплохо, да, неплохо, — и одобрительно покивал. — Но я последнее время предпочитаю свой старенький домишко. Там уж больно джакузи удобное. И вид у вас тут отпадный, не спорю. Но Индийский океан тоже вставляет не по-детски. Особенно в сезон дождей.
— Да кто ты такой вообще? — уже не так агрессивно завопил бывший друг моей форельки.
— Марк Зарицкий, очень приятно познакомиться, — поцеловал я стиснутый кулачок испуганной женщины и протянул руку высокому хмурому мужчине в стильных очках и с аккуратной бородкой — явно не по моде, а по привычке отращиваемой и очень ухоженной. Вылитый профессор в моем представлении. — Анастасия Дмитриевна, Юрий Францевич, я люблю вашу дочь и прошу у вас ее руки.
— А я говорила, тетя Настя, нормальный он парень. И Полинке нравится, — влезла наконец чуть не подпрыгивающая от нетерпения крольчишка.
— Ланочка, детка, а давай-ка мы чаек пока организуем, — всполошилась будущая теща и потянула притопывающую подружку в сторону кухни. — А ты, Тимочка, иди, наверное. Спасибо большое, что сообщил, но нам надо тут по-семейному кое-что обговорить.
Не, ну мировая же теща у меня. Точно-точно!
— Анастасия Дмитриевна, не спешите ставить чайник, — притормозил я собравшуюся удалиться женщину. — У меня для вас сюрприз. Я его, правда, хотел организовать чуть позже, не так наспех, но… — я развел руками и мило улыбнулся Тимочке-лошарику, оскалив зубы в «проваливай-пока-цел» гримасе.
— Ах ты…
Бл*дь, у него что, реально губы дрожат?
— Ах ты ж… ты меркантильная… ты испорченная женщина! Ты что, повелась на его бабло? Ты бросила меня — меня! — которого знала с самого детства, ради вот этого богатенького лощеного захватчика?
Ух ты! Как мы лихо в прыжке переобуваемся. Ща я тебе тапки твои салом смажу, чтобы скользил до самой финской границы.
— Подлая, вероломная извращенка! А вы знаете, что ваша дочь занимается не переводами, как вы любите всем рассказывать, а пишет… — он смешно округлил глаза и выпалил: — порнушку!
Так. Пора кончать этот цирк.
Коротко переглянувшись с «профессором», я заломил руку развонявшегося неудачника и, дождавшись, пока тесть откроет дверь, вежливо сопроводил продолжавшего что-то вопить придурка на выход, невежливо приложив его пару раз о совершенно случайно подвернувшиеся косяки и дверные рамы.
— Да что вы… — вякнул малохольный, встретившись со стеной. — Дядя Юра, вы что, всерьез собираетесь отдать свою дочь этому…
— Достойному мужчине, что сразу рассмотрел, какая девушка перед ним, и сделал ей предложение, — строго оборвал его мой мировой тесть. — А ты это должен был сделать много лет назад, если бы дорожил моей девочкой. Всего хорошего, молодой человек.
— Я сниму побои! Я напишу заявление! Я…
— А папа Марка пригласит свою службу безопасности, и тебя вообще после этого не найдут! — опять влезла излишне активная крольчишка.
Я поморщился, как от зубной боли. Вот это было лишнее. Вообще не стоит втягивать в эти глупые разборки папу. Даже имя его светить не хочу.
Но на удивление ее слова возымели свое действие. Парень наморщил лоб, будто вспоминая что-то, а потом перевел на меня испуганный взгляд.
— Зарицкий, это который тот самый Зарицкий?
Я только закатил глаза и захлопнул перед его носом дверь. Пусть думает что хочет. У меня намечается тут важное дело, некогда мне тратить время на этого… не умного ни разу.
Только я открыл рот, чтобы высказать — да-да, я помню про ее положение — Лане свое… кхм… недоумение ее вмешательством, как тренькнул мой телефон.
«Все готово, господин Зарицкий. Наши люди ждут вас».
— Ну что ж, а теперь все же сюрприз. Только для него надо всем обуться. Полина, нам надо пройти к двери, ведущей на черную лестницу.
— Зачем? — офигела моя форелька. — И откуда ты вообще про нее знаешь?
— Затем, что именно за той дверью нас ждет обещанный сюрприз, — ухмыльнулся я. Такую наживку, скользкая и верткая моя, ты не пропустишь мимо своего милого ротика. Заглотишь как миленькая. Или я не Зарицкий.
Черная лестница, ведущая на крышу, смотрелась… ну, смотрелась, в общем. Я им накануне объяснил, что девушка у меня интеллигентная, из хорошей семьи, и с чувством вкуса и меры у нее все в порядке. Поэтому никаких пошлых розовых лепестков и вонючих свечек, слава богу, не было. Строгая драпировка старых стен, уложенный на ступени элегантного цвета ковер, и картины — вернее, черно-белые фото. Нас с Полиной. На Сейшелах. Самые яркие, самые красивые, самые проникновенные. Но такие, что можно показать даже родителям.
Явно знавший, как должна выглядеть эта лестница, папа присвистнул, а мама и Лана слаженно охнули. Полина же, вцепившись в руку коготками, едва слышно прошипела:
— Я все-таки убью тебя, яхтсмен-лодочник. И кто, черт возьми, рассказал тебе про эту лестницу?
— Какая разница, милая? А убьешь чуть позже, о’кей? — так же тихо ответил я, ведя ее наверх. Вот примешь колечко, родишь мне пару-тройку детишек, проживешь со мной сладко лет сорок-пятьдесят, и убивай на здоровье.
Крыша не подкачала — вид на ночной город отсюда и правда был хорош. Эх, плакал мой новый сибоб, придется отложить покупку на пару недель. Зато первое впечатление на родителей будет произведено самое что ни на есть наилучшее. Да и Белоснежке моей теперь сложновато будет отвертеться от всего прилагающегося к моему нынешнему сюрпризу. А то папуля у меня такой — не зря карьеру в лихие девяностые начинал, поставит ведь на счетчик, если я ему внука или внучку через девять месяцев не предъявлю.