Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези
Шрифт:
— Хорошо, — отвечает Табор.
Линна и шофер ковенантовского тягача (пока они ждут, он сообщает ей, что его зовут Джон, Джон Бэкус, родом из Айова-Сити, теперь живет близ Нэшвилла, двенадцать лет водит грузовик, жена его, Джо, обычно ездит вместе с ним, но сейчас она по уши в приготовлениях к годовщине свадьбы ее стариков — и все прочее в том же духе) наблюдают, как огромный «эксплорер» катится вперед, а за ним, как поводок за собакой, волочится трос. При слабом свете подфарников «форд» осторожно ползет к темному пятну на дороге. Клубящаяся как дым
Воздух холодный и стылый, в безлунном небе ярко светят звезды. Линна прохаживается вдоль ряда легковушек и грузовиков, чтобы согреться. Люди спят, растянувшись на передних, сиденьях, или читают, или играют в карты при свете плафонов. Урчат моторы, приводящие в действие обогреватели, запах выхлопных газов, как ни странно, действует умиротворяюще. В складных креслах возле трейлера сидит пожилая пара, женщина предлагает Линне кофе в термостойкой пластиковой чашке и приглашает воспользоваться их туалетом. Линна с благодарностью принимает приглашение, но поспать на кушетке отказывается.
Ей кажется, что она не сможет спать. По небу величаво движутся звезды, ночная тьма поглощает их тусклое сияние, и все же они слишком яркие, чтобы спать при их свете. Где-то вдали тявкает койот или, может быть, просто собака. Вернувшись к машине, Линна наблюдает, как Сэм за кем-то гонится во сне: его лапы подергиваются, как будто он бежит. «Живи всегда», — думает она, и в этот момент ей, как никогда, хочется, чтобы его больной позвоночник и лапы снова стали прямыми и здоровыми. Но тщетно, ничего не происходит.
Очень холодно, небо за ветровым стеклом кажется цвета речного жемчуга. Линна просыпается, моргает и все вспоминает. На полу под сиденьем стоит полупустая чашка с кофе. Кофе холодный и очень кислый, но знакомая горечь прогоняет остатки сна. Сэм еще спит: он никогда не любил утро. Вчера они въехали в зону горного времени, и, что бы ни показывали часы (4.53 на приборной доске), нужно отнять час, чтобы узнать, сколько времени на самом деле. Выйдя из машины, Линна потягивается. Глаза слипаются, спина болит, но время перед рассветом для нее внове, и она чувствует себя на удивление счастливой.
Линна идет к патрульному внедорожнику. Табор сидит внутри и пьет прямо из термоса. Дверца автомобиля открыта.
— Кофе, — говорит он. — Еще горячий. Хотите? Правда, я потерял кружку.
Линна принимает у него маленький стальной цилиндр. Вторая патрульная машина исчезла вместе с водителем, нет и большого «форда» и его безумно спешившего владельца.
— А что с тем парнем, которому надо было попасть к жене?
— Мы выскребли всех пчел из воздухосборников и снова привели машину в рабочее состояние. Он поехал назад к Девяностой. Это означает лишних триста — четыреста миль пути, но он решил сделать такой крюк.
Линна кивает и делает глоток из термоса. Кофе горячий, и тепло доходит до самых кончиков пальцев.
— О! — восхищенно говорит она. — Просто прекрасно.
Линна возвращает термос.
— Вас ужалили этой ночью? — Табор видит белое пятнышко у нее на руке.
Линна потирает место укуса и со странным смущением усмехается.
— Нет, как раз перед тем, как я уехала из Сиэтла. А тут вот их целая река. Как тесен мир.
Она смотрит на туман, который затянул впадину на дороге.
— Хм, — говорит Табор и отпивает немного кофе. — Послушайте-ка! — добавляет он.
Линна слушает. Вибрирует на холостом ходу мотор патрульного внедорожника. Где-то в длинном ряду машин щелкает, открываясь, дверца. Ветра нет, и не слышно ни шепота трав, ни шуршания листьев. Только едва различимый гул.
— Это они, — шепчет Линна, будто боясь, что ее голос может помешать.
— Да, — говорит Табор. — Туман рассеивается. Смотрите.
Линна делает несколько шагов вперед, туда, где должна, просто обязана быть река.
— Стойте, ближе не надо, — раздается из-за спины голос Табора.
Линна останавливается. Ее щеки касается легкое дуновение. Туман уходит, сквозь него проступают пятна черноты — асфальт черен от бесчисленных спящих пчел. А потом и еще кое-что.
Небо светлеет и из жемчужного становится бледно-лиловым, потом голубым. Нет ни облачка, и горизонт на востоке загорается пламенем зари. Туман отступает. И река появляется вновь.
Река — это сплошная темная мгла, подобная летящей стае проворных скворцов, подобная туче гнуса, вьющейся над дорогой знойными августовскими сумерками, подобная миллиону крохотных рыбешек, вдруг изменивших направление своего подводного движения. Река движется на север, как остывающая лава, как теплая патока. На вид она футов восемь глубиной, хотя местами гораздо мельче, а местами гораздо глубже. Река меняется постоянно, на глазах.
Пчелиная река простирается далеко вперед, насколько хватает глаз. Начинается она от какого-то холма у магистрали на юге, пересекает дорогу, впадает в Йеллоустон, переливается через крутой речной берег и затем распадается на два рукава в северном и западном направлениях. Пока Линна наблюдает за ней, пчелы просыпаются, поднимаются в воздух и вливаются в реку, которая становится все полноводней. Гул делается громче.
— О, — в изумлении говорит Линна. Табор подошел к ней и теперь стоит рядом, но она не может оторвать взгляд от реки. — Где она начинается? — наконец спрашивает Линна. — И где заканчивается?
Он не сразу собирается с ответом. Линна знает, что Табор, как и она, зачарован этой странной красотой.
— Никто не знает, — тихо произносит он. — Или, скорее, об этом ничего не говорят. Отец рассказывал мне разные истории, но я думаю, на самом деле он тоже не знал. Может быть, где-то есть пчелиный источник, который в другом месте снова уходит под землю. А может быть, пчелы здесь слетаются вместе, а потом снова разлетаются по домам. Во всяком случае, пчелиного океана еще никто не видел.