Лучшее за год III. Российское фэнтези, фантастика, мистика
Шрифт:
Начштаба-. Дело в том, что лучше всего действует кровь младенцев еще невинных, но уже осознавших себя как личность. То есть не младенцев, а детей от полутора до двух лет. Проблема в том, что одно как-то таинственно связано с другим — по крайней мере, так утверждают наши психологи.
(Смех усиливается.)
Главнокомандующий: Годдамнит. Что же вы предлагаете?
Начштаба. Генетики работают над этой проблемой. Мы надеемся в ближайшее время получить новое поколение, лишенное способности различать добро и зло, — следовательно,
Начальник тыла: Черт побери! (Смех усиливается.) Вы обещали разобраться с младенцами еще в прошлом триместре. Вы хоть представляете, во сколько нам обходится ваша святая вода? Ее же нужно благословить прямо в полете, иначе она утрачивает всю силу. С каждым грузом приходится сбрасывать священников, и вы знаете, что с ними происходит? (В зале громкий смех.) Правильно, никто не возвращается. Мы этого священника расти, корми, учи…
Министр финансов: Да, программа съедает треть федерального бюджета. Завтра на заседании кабинета министров я внесу предложение о перераспределении средств. Использование младенцев представляется мне гораздо более экономичным…
(В зале истерика.)
Начальник тыла: Вот-вот. Разберитесь наконец с младенцами…
Начштаба: Почему это я должен разбираться с младенцами? Генетики подчиняются министерству образования…
Министр образования: Вот не надо с больной головы на здоровую…
(Хохот, свист.)
Начштаба: Вы бы лучше с химиками побеседовали, они уже полгода как обещали вывести формулу долгоиграющей святой воды…
Министр образования: При чем тут химики…
(Крики из зала: «Химиков на мыло!»-)
(Министр образования обнаруживает, что его рейтинг на табло стремительно катится вниз. Он вспрыгивает на стол и с усилием делает стойку на руках. Пиджак министра заворачивается, оголяя солидный живот. Восторженные крики в зале. Рейтинг возвращается на исходную позицию. Министр спрыгивает со стола и раскланивается, протирая лысину платком. Крики из зала: «Химики рулеззз!»)
Главнокомандующий: Так, достаточно. Что там с Михаилом? Все еще в молчанку играет?
Глава разведуправления: Нет, почему же. После того как мои люди с ним поработали, говорит, и довольно охотно. (Истерический смех.) Он утверждает, что небеса не имеют к происходящему никакого отношения. По его словам, нас атакуют не демоны, и то, что у нас творится, вовсе не Армагеддон.
Главнокомандующий: А что же?
(Глава разведуправления пожимает плечами.)
Глава разведуправления: Он говорит, что не знает.
(Улюлюканье в зале. В главу разведуправления летит ободранная кошка.)
Главнокомандующий, раздраженно-. Плохо работаете, плохо. Все приходится делать самому. Послезавтра подготовьте мне его для личной беседы. (Всем
(В зале крики разочарования и свист.)
Ведущий передачи: Господа, господа, не расходитесь, у меня пять минут до рекламы.
Главнокомандующий: Засуньте их себе в задницу.
(Зал восторженно вздыхает. Тонкий голос в заднем ряду затягивает национальный гимн, остальные подхватывают. Ведущий лихорадочно стучит ногтем по циферблату часов, проводит пальцем по горлу и грозит кулаком оператору. Оператор, ухмыляясь, снимает.)
Отца Павла ударило воздушной волной и закрутило. Он послушно плюнул, точно так, как учили в лагере, но куда улетел плевок — вверх ли, вниз, — так и не увидел. Вполне возможно, что плевок размазался по макушке отца Павла. Священник брезгливо поморщился, и тут над головой с хлопком раскрылся парашют. Бочонки с водой, до этого стремительно уносившиеся вверх, зависли рядом. Отец Павел поправил стихарь и потянул из кармана тонкий томик адаптированного издания Библии. Сложив пальцы, священник неторопливо перекрестился, перекрестил бочонки и затянул: «Господи Боже наш, освятивый струю иорданская…» В тихом воздухе голос разносился далеко, и отцу Павлу вообразилось, что слова спокойной струйкой текут под облаками, текут и будут течь, когда самого отца Павла уже давно и на свете не станет. Под ногами качалась рыжая в подпалинах земля, и глаза поневоле косили туда, вниз, нашаривая вражеские сонмища. Однако равнина была пуста, только с далекого холма на севере шагали пыльные смерчи и слышалось мерное «бу-у-бу-у» разрывов тяжелой артиллерии.
«Промахнулись», — подумал отец Павел, и на мгновение ему стало обидно, что из-за дурацкой ошибки пилота пропадет он просто так, зазря. Вода впитается в землю прежде, чем бесовские полчища скатятся с холма на равнину. Священнику захотелось даже прервать благословение и, возможно, выругаться или потянуть за стропу парашюта, чтобы ветер унес его подальше от побоища. Отогнав лукавые мысли, отец Павел вздохнул и продолжил молитву. «Яко Благословен еси во веки веков», — уже заканчивал отец Павел, и тут наверху что-то треснуло, и бочонки снова понеслись вверх и в сторону, и мимо, кажется, просвистел тот самый плевок. «Аминь!» — выкрикнул отец Павел вслед бочонкам, и успел еще подумать «падаю» и о том, засчитался или нет поспешно выкрикнутый «аминь», и еще захотел попрощаться с матушкой (странно, как медленно тянется время в этом свистящем полете), и тут-То наконец наступило самое страшное, и стало темно.
Отец Павел спал, и ему снился сон. Снилась деревенская околица. Вечерние косые лучи так и тянутся через церковную маковку, ласково ощупывая черную землю. А маковка переняла у них цвет, налилась медью и золотом, и — гуу-дуу-ом! — гудит большой колокол. Листва на деревьях свежая совсем, значит, май на дворе. Деревенские тянутся к молитве. Он, отец Павел, стоит на пороге церкви, рядом небольшой служка, вихрастый, быстрым глазом косит, сразу видать — постреленок еще тот. А в цветной толпе, среди рубах и платков алеется что-то и золотом и искрами бежит по пруду и верхушкам берез. Что алеется там? Отец Павел силится разглядеть, щурит глаза аж до слез, но это прекрасное, яркое ускользает, оставляя только резь под веками и в горле комок. Гууу-у. Дуу-у.